Город грехов - Катерина Траум

Народ расходился, покидая продуваемое всеми ветрами кладбище. Зак стоял чуть в стороне от нового пристанища отца, принимая соболезнования уходящих. Для Бекки все его сомнения были буквально написаны на лице: вот он хмурит брови, а вот снова словно застывает, сливаясь цветом кожи с мраморной свежеустановленной плитой. Вздохнув, она сжала свой букет из четырех кремовых роз, которые сорвала утром в саду бабушки. Более подходящих цветов вроде гвоздик не нашлось, уже не сезон. Собравшись с духом, она подошла к могиле, с ледяной дрожью вдоль позвоночника читая фамильное имя на сером камне. Неприятное предчувствие скрутило живот тошнотой, уж слишком похожи имена отца и сына. Сглотнув, Бекки наклонилась и положила свой букет к остальным. Оглянулась на Заккари, но того уже окружили о чем-то негромко переговаривающиеся незнакомые мужчины. Что ж, она подождет.

— Он не любил цветов, — хрипловатый, абсолютно севший и плохо узнаваемый голос за спиной заставил девушку вздрогнуть всем телом. Безжизненный пустой взгляд из-под черной вуали смотрел точно перед собой, не мигая. Ребекка зябко поежилась, чуть посторонившись, чтобы пропустить Лили. Но та не спешила, словно разговаривала сама с собой. Или с заваленной до половины букетами плитой, — Всегда говорил, что красотой нужно любоваться, пока она жива. А срезая цветы, мы их убиваем…

Бекки не нашлась, что ответить. Сам тон голоса Стоун ее пугал. Она была похожа на привидение — словно за три дня из нее вытекли все жизненные силы, руки истончали, а глаза потеряли весь блеск и хитринку. Эта ли женщина так недавно порицала непонимание дочери? Кажется, что нет. Как бы то ни было, она ее мать, и теперь она осталась совершенно одна. И какие бы чувства Лили у нее не вызывала, сейчас ей нужна была поддержка — в этом Бекки была уверена. Прикусив губу, она думала всего мгновение, прежде чем предложить. Несмело, тихо.

— Тебе нужна помощь? Только скажи…

Но Стоун ее будто не слышала. Стоя возле его могилы в плотном черном плаще, она все равно не могла избавиться от холода. Казалось, этот лед в груди теперь будет всегда. Всегда будет пустая половина кровати. Всегда — одна чашка кофе с утра вместо двух. Всегда — никому больше не нужные рубашки и пиджаки в шкафу, пропитанные его одеколоном. Всегда — только тишина, звенящая в ушах.

— Это был канун Рождества, — едва слышно начала она говорить, чтобы только эта тишина перестала ее давить своей тяжестью. Почти не обращая внимания на слушательницу, которая не спешила уходить, — Я ждала свой автобус, но он задерживался. Замерзла до ужаса. Он остановился и предложил подвезти. Сказал, что в Сочельник люди должны помогать друг другу… Мне было уже настолько плевать на себя, что я согласилась. Даже если бы он оказался маньяком — меня бы даже искать не стали. Жила на окраине города с матерью-алкоголичкой, которая ушла в очередной запой… А мне восемнадцать, и шикарный мужчина улыбается так тепло, что я впервые ощутила себя человеком, а не куском грязи.

Бекки не перебивала и не пыталась остановить этот поток. Возможно, та единственная помощь, которая требовалась сейчас Лили — быть с кем-то. Быть услышанной. Это не так много, и хоть в каждом слове слышалась ее боль, Стоун продолжала говорить. Все крепче стискивая кулаки, все сильней сжимая зубы.

— А потом его жена пригрозила прирезать нас обоих, если это продолжится. Я исчезла. Катилась по маминой дорожке, таскалась по любым вечеринкам с бесплатной выпивкой… На одной из таких и встретила Гарри. Помню, стояла на балконе, усиленно вливая в себя какое-то пойло, а он подошел и сказал, что никакой виски не зальет тоску в моих глазах, — она слабо улыбнулась, потому что столько лет не хотела себе признаваться: о той ночи не жалела. Только о последствиях, — Дальше ты знаешь. Я носила тебя в утробе, каждый день проклиная себя за глупость.