The Мечты - Марина Светлая (2021)

- Ты что, старая, совсем ополоумела? Про любовь пересмотрела? – ошалело отвлекся от своего занятия рабочий. – Реставрируют вас! Скоро станет ваш сарай дворцом.

- Чего?!

- Чего-чего... Ремонтировать, говорю, халупу вашу будем.

- Так а куда ж мне тарелку-то?

- Ну, может, во дворе и разрешат повесить, - задумчиво протянул мужик. – Узнавать надо. Но все равно, это после того, как ремонт закончим.

Бабка глупо кивнула. Но теперь уже на него не смотрела, внимательно следя за творящимся вокруг. В голове ее тоже что-то серьезное происходило. Результатом стал ее озабоченный взгляд на рабочего, после чего она брякнула: «Ты давай только аккуратно мне! Все чин по чину до последнего винтика – проверю!» - и рванула прочь из квартиры, на ходу надевая тапки, второй халат поверх того, что был на ней, и накидывая на голову шарфик.

Неизвестность относительно судьбы Реджепа терзала ее душу страшно. Но тут уж и собственная дальнейшая судьба пугала не меньше. Потому как доверить будущее родных стен кому попало Антонина Васильевна не могла.

Вылетев на площадку, своего подъезда она тоже не узнала. Прямо на лестнице обосновалась целая группа людей, о ужас, снимающих штукатурку. Люди эти на вид были весьма серьезны и от обычных привычных бабе Тоне работяг отличались кардинальным образом хотя бы тем, что один из них неожиданно выдал: «Вениамин Порфирьевич, будьте столь любезны, передайте пожалуйста скребо́чек!», - на что тот, кого величали столь нетривиальным именем, отвечал: «Ну что же вы, Аркадий Эдуардович! Вы сперва тут щеточкой пройдитесь, вот этой, с жесткими щетинками, да поглядите, может, и без скребо́чка обойдетесь!»

Под заключительное: «Не учите меня жить, Вениамин Порфирьевич, за Гунина тут отвечаю я, а не вы!» - Антонина Васильевна бочком-бочком проползла мимо них, чтобы на первом этаже наткнуться на иных неизвестных ей товарищей, весьма бодро обсуждающих… двери, которые они почему-то хотели ломать, и сейчас оценивали, сколько времени это займет, поскольку и дверные проемы следовало заново восстанавливать до первоначальных форм.

- Как это – двери ломать?! – в ужасе спросила бабка.

- Они самовольно поставлены и не соответствуют эпохе Гунина! – важно пояснили ей. – Будем монтировать другие. Видите эти снимки? Вот такие у вас будут двери, – и ей под нос сунули дореволюционную фотографию ее же собственного подъезда. Решив позднее обязательно выяснить, кто такой этот чертов Гунин и почему из-за него она не может спокойно посмотреть «Запретную любовь», Антонина Васильевна сердито проворчала:

- Да этими дверьми в войну печку топили! И что же? Всем менять будут?

- Разумеется всем!

- Это ж кто ж распорядился-то? – подбоченившись, поинтересовалась баба Тоня. – Бумаги ваши где? Документы, разрешения, приказы? А? Я жаловаться буду!

- Ваше право, - пожал плечами тот, что был к ней ближе. – Но насколько нам известно, все решалось на внеочередной сессии горсовета, и указания пришли сверху, на уровне страны, так что все серьезно. Специалистов прислали столичных, финансирование от частного лица, известного мецената, весьма заинтересованного. Словом, будет у вас, уважаемая, тут настоящий дом-музей.

- Какой-такой музей? Не надо нам тут музея! Мы вам чего? Экспонаты, что ли?

- Экспонаты у вас – кошки, - рассмеялись ей в ответ, - а вы так... инвентарь!

- Все равно я это так не оставлю! – пригрозила баба Тоня. – Вы влезли на территорию частной собственности! А частную собственность законом защищать положено! Честным людям жить не даете!

И с этими словами, продолжив погромыхивать ругательствами, впрочем, вполне цензурными, мадам Пищик вышла во двор, чтобы узреть посреди него очередную напасть.

Даже две напасти.