Это (не) твой ребенок - Гала Григ

— Хватит по-стариковски отсиживаться. Мы с тобой и так надолго застряли в беспросветной тоске. Ну я понятно, по семейным обстоятельствам — Маняшу надо было растить. А ты?

— А я уже вдоволь насытился семейными прелестями. Больше как-то не хочется, — Павел, говоря это, смотрел в сторону. Не хотел, чтоб друг заметил ностальгические нотки в его словах. На самом деле заветная мечта Павла была связана с Маринкой и вполне закономерным желанием создания с ней семьи. Девушка безраздельно владела его сердцем, сама того не ведая. Но ее брату не следовало знать об истинных чувствах друга.

Вяло переговариваясь, они наблюдали за происходящим на танцполе. Юные прелестницы двигались в такт музыке, приковывая к себе взгляды присутствующих. Парни лениво топтались рядом.

Световые эффекты не давали разглядеть лица танцующих. Однако Павлу вдруг показалось, что среди них мелькнуло знакомое лицо. Он подумал, что ошибается. Но, тронув за локоть Бориса, он кивнул в сторону зажигающих в танце девушек.

— Марина? — его вопрос заставил Бориса вздрогнуть.

— Не может быть. Ты ошибся. Она отправилась к подружке. — Борис стал пристально вглядываться в толпу девушек. В приглушенном свете мигающих ламп они выглядели как разноцветные мотыльки, мелькающие перед взором. Наконец он выхватил родное лицо. Да, одной из девушек была его Маняша. Сестренка, которую он все еще считал малышкой.

Борис резко встал и направился на танцпол. Его появление вызвало у Марины шок. Она никак не ожидала увидеть брата здесь.

Он взял ее за локоть и резко развернул к себе. Павел, уже стоявший рядом, отвел его руку, шепнув другу на ухо:

— Не позорь сестру. Она уже выросла.

Борис сверкнул на него испепеляющим взглядом. Однако вместо гневной тирады, приглушенным голосом попросил Марину отойти в сторону. У подружек засветились любопытством глаза: «Ой, что будет!». Но, контролируемый Павлом, Борис постепенно остывал, приходя в себя от охватившего его бешенства.

Марина, потупив глаза, ждала бури. Испытывала чувство вины скорее не за появление в вечернем клубе, а за то, что скрыла приход сюда от брата. Еще стыдно было перед Павлом, ставшим невольным свидетелем унизительной для нее сцены.

— Как ты посмела… — почти прошипел Борис.

— Прости меня, — едва вымолвила Маняша.

— Давайте выйдем на свежий воздух, — предложил Павел, изо всех сил пытающийся предотвратить развитие неприятной ситуации.

Едва сдерживая возмущение поведением сестры, Борис согласился с предложением друга: не стоит при знакомых отчитывать сестренку. Но едва оказавшись вдали от посторонних глаз, он схватил ее за плечи, и угрожающе проскрипел:

— Это еще что за новости! Запру дома, нечего шататься по клубам!

— Угомонись. Ты не прав, — Павел пытался успокоить разбушевавшегося друга. Маринка стояла со слезами на глазах и боялась дышать.

— Отстань, защитничек. Тебе-то что за дело?!

— Я люблю ее, — твердо заявил Павел и, убирая цепкие руки Бориса с хрупких плечиков Маняши, он продолжил: — и не позволю так обращаться с ней.

Повисло молчание. Все трое буквально опешили от произнесенного вслух признания.

Борис не верил своим ушам. Павел, его друг, его шеф, никогда словом не обмолвившийся о сестре, вдруг выдал такое!

Павел, смущенный своим признанием, испугался, что может обидеть Марину вырвавшимися вдруг словами. Но на Бориса он смотрел смело, что остановило разбушевавшегося брата.

Марина не могла произнести ни слова. От признания Павла перехватило дыхание. Стало жарко. Земля поплыла под ногами. Она была близка к обмороку.

Павел, уже глядя прямо ей в глаза, виновато произнес:

— Прости, малыш, я не сдержался, — и добавил: Его же по-другому не остановить.

Она, обуреваемая шквалом эмоций, смотрела на него изумленными глазами. Они были полны благодарности, обожания и едва улавливаемой страстности.

— Значит вы того, давно … хаетесь у меня за спиной.