Ошибка, которую я совершила - Пола Дейли

Скотт перевел взгляд на меня, и я увидела его самодовольную улыбку. «Посмотри, какой он важный, — говорил его взгляд. — Если бы он только знал, кто трахает его красивую подружку».

— Прошу прощения, — сказала я и ускользнула в толпу.

У меня стучало в висках. Я посмотрела в другой конец дворика, надеясь увидеть указатель «Леди». Все будет не так плохо, если половину времени я проведу в уборной. На полпути мое внимание привлекла Петра. Она стояла возле беседки с музыкантами, и махала мне руками, как курица крыльями. «Вернусь через секунду» — я жестом указала в сторону туалета. Она кивнула и продолжила беседу с какой-то незнакомой мне женщиной.

К услугам леди было несколько хромированных туалетных столиков в стиле арт-деко, каждый с лампой и индивидуальным феном. Интерьер напоминал дамскую комнату тридцатых годов: очаровательный и совершенно не современный. Два столика занимали нарядные женщины, болтающие о переходе на болгарскую прислугу, потому что энтузиазм поляков начал убывать.

— Они становятся ленивы, как англичане, — сказала одна другой.

Я села и, пытаясь тянуть время, немного поиграла с волосами. Выйдя из уборной, я заметила, что музыка стихла, и пошла посмотреть, что происходит. Гости выстроились полукругом, их было около ста человек. Надин со Скоттом стояли на ступенях беседки лицом к гостям, я смотрели им в спину. Я быстро присоединилась к группе и нашла Петру и Винса. Я похвалила платье Петры, а она взяла меня за руку. Приподняв подбородок, она ловила каждое слово Надин.

Надин выглядела потрясающе в своем бледно-розовом костюме безупречного покроя. В свои пятьдесят с хвостиком она была красивой и стройной, и кожа ее сияла, как у ребенка. Скотт стоял рядом, улыбаясь жене.

— … и мой подарок, который мы все вместе хранили в секрете от Скотта, — говорила Надин, — это отпуск.

Она повернулась к мужу и взяла его руки в свои, словно собиралась еще раз произнести брачные обеты.

— Отпуск? — повторил Скотт.

Кажется, он немного нервничал.

Я заметила на противоположном конце полукруга Генри. Он улыбнулся мне.

Надин сказала:

— Спасибо за прекрасные двадцать пять лет, Скотт. Это необычная поездка, и я ни за что на свете не пропущу ее. Завтра мы летим на Галапагосы. — Глаза Скотта расширились, но прежде чем он успел что-то сказать, Надин заявила: — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не можешь оставить работу? Все уже устроено, и ты едешь!

Раздались аплодисменты, затем кто-то крикнул:

— Речь! Речь!

Шум стих, и Скотт пробормотал несколько слов. Он сказал, что рад видеть всех своих друзей, и как это прекрасно, когда дети приезжают домой. Жаль, что он сможет провести с ними всего один вечер, но раз они с Надин улетают, то… и вдруг он замолчал.

Он остановился, как будто слова застряли у него в горле, а эмоции были слишком сильны.

И тут он посмотрел прямо на меня.

Его молчание все длилось и длилось, но все вокруг продолжали улыбаться, не понимая, что происходит. Когда тишина стала почти болезненной, лица начали опадать. По толпе пронесся тихий ропот.

Что случилось?

— Скотт, приятель, ты в порядке? — спросил кто-то, но ответа не было.

Надин повернулась к мужу, в ее глазах зарождалась паника.

Скотт продолжал смотреть на меня, и я заметила, что люди, проследив направление его взгляда, тоже поворачиваются.

— Что с ним? — спросила женщина за моей спиной. — Может быть, нужен врач?

А потом случилось ужасное.

Он закрыл глаза и приложил руку к губам.

— Простите, — сказал он. — Простите, но я не могу.

— Скотт? — спросила Надин.

— Я больше не могу, — повторил он.

У меня перехватило дыхание.

— Что ты не можешь? Ты меня пугаешь, Скотт. Что с тобой?

Он потер руками лицо, и я услышала над ухом шепот Петры:

— О, нет.