Поспорь на меня - Вера Эн

Но если поначалу его это порадовало, то через полчаса стало откровенно напрягать. Куда, черт возьми, они запропастились? Нормальный человек Карпоноса и четверть этого срока выносить не сможет, а Катюха вроде как в последнее время вернула себе адекватность. Во всяком случае, когда она послала Олежека подальше, Рома в этом уверился. Что же выходило, ошибся? И сегодняшняя ее выходка подтвердила возникшие опасения?

Рома поежился: он взмок, конечно, когда гнал к дому, но теперь тот жар был уже в прошлом, а новые, пока еще не облекшие форму мысли вымораживали куда сильнее опускающихся вместе с ночью холодов. Могла ли Катька… Ну, не наказывать его вовсе за непонятно какой проступок, а… помириться со своим Карпоносом взаправду? Если предположить… чисто теоретически, потому что в реальности такого никак не могло быть, но если предположить… что они просто поссорились полторы недели назад? Крепко поссорились — так, что Катюха захотела с ним порвать, а теперь осознала, что любит все-таки своего Олежека? Или, хуже того, если она решила за что-то отомстить Карпоносу и использовала для этого втюрившегося в нее по уши Давыдова? Вокруг Карпоноса вон сколько девиц распрекрасных вилось, Катюха вполне могла и приревновать, и решить доказать своего кавалеру, что тоже не так проста, как кажется. Что и за ней будут парни бегать, стоит ей только захотеть. Что она без всяких проблем найдет Олежеку замену — и нашла ее. Но ровно до того момента, пока оный Олежек не опомнился и не прибежал просить прощения. И Катюха простила. И…

Просто вычеркнула Рому из своей жизни. Честнее, наверное, было сказать ему об этом в глаза, но когда бы девчонки отличались подобным милосердием? Мол, увидел все лично, можно и не объяснять ничего, чай, не дурак, сам поймет. И Рома понял. Вот только, черт с ним, пусть будет дураком, но он заставит Сорокину сказать все языком, а не очередным спектаклем. Пусть посмотрит ему в лицо и даст от ворот поворот! Он хотел услышать ее оправдания или даже обвинения — плевать, может, тогда станет не так больно! Сейчас хотелось вгрызться зубами в угол скамейки, только чтобы не сжимать их так сильно, что сводило челюсть.

Рома отломал от близстоящего турника намерзшую сосульку и сунул ее в рот. Неужели Катюха оказалась именно такой бессердечной девицей, какой выглядела в нынешнем своем поступке? Неужели Рома за два с лишним года ничего о ней не узнал и мог так в ней ошибиться? И Сонька еще со своей зашитой Сорокиной смутила: Рома поверил, что Катюхе нужна эта самая защита и нужен он, а на деле получалось, что защищать нужно от нее. Только Рома вот не защитился. Поэтому и сидел теперь на скамейке, один, грызя почти закончившуюся сосульку и сжимаясь всякий раз, когда во двор въезжала машина. Придумывал слова, которыми встретит бессовестную Сорокину, однако с каждым новым заходом те выглядели все более жалкими, и Роме как будто надо было оправдываться за это его ожидание, а гнев потихоньку истирался, заменяясь каким-то холодным безразличием. Кажется, только им можно было заглушить одолевающую горечь. Нет, не испытывала его Катюха и не хотела отомстить. Она просто его кинула. Без слов. И без жалости.