Роза в ее руке - Александра Астафьева

Каждое утро на протяжении долгих двух недель ее выворачивало на изнанку. Тошнота никуда не делась, рвота не прошла. Вивьен несколько потеряла в весе, но Мег подбадривала и всячески пыталась помочь в приеме пищи, буквально подкармливая ее, чтобы добавить питательных веществ в материнский организм. Беременность отрицательно сказывалась на без того худощавой девушке, мучила напоминаем о недавней жизни, поселяя внутри нее беспокойство за существование в этом мире ее малыша. Он ее и только ее. И ничей больше. И пусть бы только попробовали отобрать у нее последнее.

Успокоительным средством служила лишь мысль о Бьорне и надежном месте, в котором теперь обитала. Девушка не сдавалась, пила витамины, от них становилось легче, появлялся непродолжительный аппетит, но все вокруг очернялось присутствием прошлого, от которого никак не сбежать.

— Завидую тебе, — не скрывала своего чувства черноволосая подруга. — Тому, что ты станешь матерью. Что сможешь ощутить все изменения, связанные с прекрасным положением, почувствовать толчки маленькими ножками и ручками, потрогать увеличенный живот, и, черт побери, стерпеть изжогу. Я читала, что токсикоз на раннем сроке — это нормально, значит, все развивается самым лучшим образом.

Несколько секунд Вивьен молчала. Вглядывалась в черты лица Меган, прощупывала настроение собеседницы, впитывая ее слова, сказанные с такой радостью и грустью одновременно. Затем не сдержалась и спросила:

— Ты так говоришь, как будто никогда не сможешь иметь своих детей.

Глаза брюнетки блеснули в темноте комнаты, освещающейся единственной лампой на прикроватной тумбочке.

У Мег на этот счет была своя история.

Все дело было в ее влюбленности. Такой необузданной, неконтролируемой, такой непозволительной. Ей едва исполнилось восемнадцать. Она увидела его, но сразу же запомнила, как скрылся он за дверями их школы, а затем сел в свой Линкольн и укатил. Лишь черное драповое пальто и небольшая седина в черной копне волос бросились в глаза, проникая в душу, оставляя за ним по-настоящему мужской парфюмерный аромат.

— Он был твоим преподавателем? — не совсем поняла из начатого ею рассказа Вивьен.

— Он был отцом одной из студенток. Позже я намеренно познакомилась поближе с его дочерью Энди. Даже и предположить не могла, что мое безобидное любопытство будет дорого стоить.

Рука Вивьен незаметно поглаживала подрагивающее от воспоминаний плечо Меган.

Все было банально, как в кино. Школьница влюбилась, придумала себе идеальный образ человека и не какого-нибудь парня, а самого настоящего мужчины в расцвете сил. Полюбила за один его облик и настойчиво привлекла к себе внимание. Она всегда выглядела старше. В то время у нее были светлые волосы и те же голубые глаза, не такие как сейчас — грустные. Грудь полнее и выразительней бедра. Они уж точно были рождены для того, чтобы их гладили, а ее тело для того, чтобы восхищаться девичьими формами. У нее еще никогда не было парня. Она никогда не целовалась. И не то, чтобы умела что-то большее. Она была само целомудрие, не знавшая того злого намерения и сладострастия, в которое окунулась однажды. И однажды поплатилась за все.

***

Вивьен

— Его звали Лайонел, — Мег поморщилась от одного воспоминания о мужском имени. — У него была дочь, жена, собаки, лужайка, большой дом. Все, как в обычной американской семье. Что еще нужно для полного счастья? Полный прядок. В моей же — было наоборот. Отец ушел от матери к другой женщине. В тот момент все тяготы легли на плечи старшего брата, пока мама находилась вдребезги убитой горем. К чему приходят люди после предательства? Обычно к пьянству. Но с моей мамашей все вышло иначе. Она ударилась в веру, стала слишком набожной и старалась воспитывать меня себе подобной. Видимо, я была непослушным ребенком и, в конечном счете, пошла по стопам отца. В чужую семью.

Мег не надолго замолчала, как будто подбирала слова, сглотнула и, выдержав паузу, продолжила спокойным голосом.