В том же темпе, тем же сухим тоном, как будто пережила эту боль, — почти пережила, но след остался, она продолжала рассказывать о том, как оказалась в больнице в бессознательном состоянии. Как отца ее подруги арестовала полиция. Чужая семья потеряла его, возненавидев девушку всей душой. И, впоследствии, собственная мать не встала на сторону дочери, приняв деньги за скорейшее освобождение виновного.

Я не смогла уже слушать дальше жестокую историю, у которой, казалось, не было конца, а если он и был, то самым плохим. Мег не стала матерью тогда, и после того случая никогда больше не станет.

***

Это не Флойд. Он не мог так поступить. Он делал разные отвратительные и мерзкие вещи, но не это. Не после того, как несколько раз за один вечер сказал, что любит меня и сходит с ума, словно на волоске от гибели. Разве моим желанием было находиться сейчас в самой лучшей и комфортабельной палате клиники? Да будь оно все проклято.

Дыхание перехватило от боли в груди с желанием встать с постели и сбежать от всех. Видит Бог, мне ничего не нужно было от их пресловутой семейки: его дяди, брата и Флойда тем более. Если я сделаю хоть шаг, то сразу рухну на этот до блеска вымытый больничный пол. Может быть, так и стоило поступить, пусть бы и сдохла на этом месте. Какая теперь была разница: быть опозоренной на всю компанию или считаться мертвой для всех. Лучше второе.

— Вивьен, девочка, — сожаление на самом деле исходило от Хьюза старшего.

Он стоял рядом с кроватью, на которой покоилось мое бесчувственное тело. Тревожным голосом интересовался самочувствием, пока я лежала, направив равнодушный взгляд в белый потолок. Еще чуть-чуть, и тело бы покинула душа, но, видимо, не сегодня. Мне опять не повезло. Похоже, что я прошла еще не все мучения семейки Хьюз.

— Вивьен, — повторил он, и я медленно повернула голову в его сторону. Уолтер присел рядом на корточки, чтобы быть ближе ко мне. — Я сожалею.

Его вздох был таким громким. Рука сжимала мою. Всеобъемлющая печаль распространилась на всю палату, и далее — на все последующее отделение клиники. Но сожаление не прокралось мне в душу. Его не услышало мое сердце, не тронуло моих сухих губ и глаз.

— Я помогу тебе всем, чем только можно, — начал старик. — Ты поправишься, Вивьен, в твоем распоряжении самые высококвалифицированные доктора. Чего только пожелаешь.

Мои губы были непослушными, ну и пусть. Я не хотела ничего обсуждать. Какая теперь была разница. Все произошло, и не впервые. Просто Уолтер этого не знал. И вряд ли узнает. Я не собиралась лить слезы и жаловаться о частых перенесенных побоях его племянника. Давно нужно было разобраться во всем самой, а не откладывать в долгий ящик решение по поводу отношений, связанных больной «любовью» Флойда.

— Он будет наказан, Вивьен, обещаю, но… — опять тяжело вздохнул. — Ты должна простить его.

Опять? Но дядя снова этого не знал.

— Не могу, — едва выдавила из себя.

Сухие губы жаждали воды, в горле першило от накативших эмоций. Не выдержав, я позволила скатываться слезинкам по отекшему лицу от ударов мужской ладонью и чем-то, видимо, еще. Я не помнила. Тяжело было говорить. На этот раз все ощущалось в разы больнее. Плакать тоже было больно.

— Я знаю, — пришлось согласиться Уолтеру. — Он очень раскаивается, хочет видеть тебя. Но я не позволил тому, чтобы он сюда пришел.

Нет. Голова качнулась в другую сторону. Нет.

— Его место в тюрьме, — с усилием выдавила я. — А еще лучше — в психушке.

— Я знаю. Знаю, — он ждал моей реакции. В том-то и дело, что его дядя не знал ровным счетом ничего.

— Нет.

— Он рвет на себе волосы от раскаяния, не ест, не пьет, не спит. Грозится, что пристрелит себя, если ты не простишь его.

Мне было все равно. Пусть бы и пустил пулю себе в лоб.

— Нет.

— Я понимаю, Вивьен, он недостоин тебя, он не мужчина после всего того, что сотворил, но ради меня, пожалуйста…