Долина кукол - Жаклин Сьюзан (2018)

– Мама, на прошлой неделе я послала тебе пятьдесят долларов. И я пошлю еще, как только получу жалованье за эту неделю.

– Да, конечно, но бабушка больна. Мне пришлось отвести ее к врачу, а потом испортилась печка, и…

– Я постараюсь раздобыть еще денег, мама. – Она опять подумала о Робби. – Но в шоу я получаю только сто двадцать пять долларов – да еще высчитывают подоходный налог и страховку.

– Джен, я вовсе не для того голодала и терпела лишения, посылая тебя в эту школу в Швейцарии, чтоб ты стала в конце концов хористкой и получала такое жалованье.

– Ты никогда не голодала, мама. Отец оставил мне деньги. И в Швейцарию ты послала меня тогда всего на год, чтоб оборвать наши отношения c Гарри.

– Да, потому что я не хотела, чтобы ты превратилась в бедняжку Джанет Джонсон, жену гаражного механика.

– Гарри был не просто механиком. Он учился на инженера, и я любила его.

– Ну он так и остался механиком c черными от сажи ногтями и тремя такими же чумазыми ребятишками. Гарриет Айронс была когда-то одной из самых красивых девушек в округе, а теперь она, твоя ровесница, выглядит так, будто ей уже сорок, и все потому, что вышла за него.

– Мама, девушка двадцати пяти лет не может выглядеть на сорок.

– Может – если у нее нет денег и она выходит замуж по любви. Любовь ведь проходит. А мужчинам нужно лишь одно. Вспомни своего отца!

– Мама, это междугородный разговор, – устало сказала Дженнифер. – Ты ведь не затем звонишь, чтобы жаловаться на отца. К тому же у тебя есть Джонни, и он чудесный муж. Я вовсе не помню отца, но уверена, что Джон лучше его.

– Гнидой – вот кем был твой отец. Богатой, красивой гнидой. Но я любила его. У моей семьи никогда не было денег, зато у нас было имя. Не забывай, твоя бабушка – Вирджиния Термонт. И я продолжаю считать, что тебе следовало принять это имя на сцене, а не нелепое – Норт.

– Разве мы не решили, что мне, чтобы остаться неизвестной, следует взять чужое имя? Чтобы сойти за девятнадцатилетнюю, я должна была назваться Дженнифер Норт. Если б я назвалась Термонт, кто-нибудь из Вирджинии разоблачил бы меня. А как Джонсон меня знает любая собака в Кливленде.

– Ах, при твоей известности тебя все равно все узнали. Весь город толкует о тебе c тех пор, как ты исчезла. В одной газете писали, что вряд ли тебе девятнадцать лет, но князь так всех потряс, что никто на это не обратил внимания. И я тоже думала, что это не играет никакой роли, раз ты надежно пристроена. А теперь ты разведена да еще и без гроша осталась.

– Мама, а как ты думаешь, почему я развелась? Перед самой нашей поездкой в Италию выяснилось, что денег у него нет.

– Что ты мелешь? Я ведь видела фотографии в газетах. Бриллиантовое колье, шуба из норки…

– Колье – фамильное. Шубу он купил, но, думаю, она ему ничего не стоила: ведь торговцу нужна была реклама. В «Уолдорфе» он занимал целый этаж, но счет оплатила виноторговая компания: для них он был кем-то вроде посланника доброй воли. Да, его титул, чуть ли не королевский, совершенно законный, но он нищий. Когда к власти пришел Муссолини, их семья потеряла все. Где-то возле Неаполя у них есть огромный замок, просто ужасный. Я могла бы жить там, попрошайничая у заезжих иностранцев, вся в фамильных драгоценностях… и в благородной нищете. Счастье еще, что я вовремя узнала это. Он-то твердил мне, что богат, а женился на мне, потому что думал, что красивая жена-американка придаст ему больший вес на родине. Но после свадьбы я узнала горькую правду. Потом он стал сводить меня c каким-то богатым итальянским виноторговцем – даже пытался заставить меня лечь c ним в постель. Мама, если уж говорить начистоту, он оказался обыкновенным сводником, хоть и титулованным. Хорошо еще, мне удалось сохранить норковую шубку.

– Ну а что это за Тони Полар? – спросила мать.

– Он просто лапочка.

– Джен!