Я тебя заколдую - Юлия Леонова

Софья запрокинула голову, и закрыла глаза, подставляя стройную шейку его горячим жадным губам. Широкие ладони гладили шелковистую кожу ее плеч. Обняв его сильную шею, девушка приникла к нему всем телом. Осторожно, как редкую драгоценность Василий поднял жену на руки, и вместе с ней шагнул к постели расстеленной горничной. Смахнув рукой с подушки шелковую сорочку, он опустил Софью на простыни, и растянулся во весь рост рядом с ней.

Желание обладать ей сводило с ума, но он сдерживал себя, нежно и трепетно прикасаясь к чувствительным местечкам на прекрасном обнаженном теле, заставляя ее извиваться в своих объятьях, кусать губы в попытке сдержать стоны сладострастия.

- Василий…, - сорвалось с припухших губ еле слышным шепотом.

Он заглянул в синие как бескрайнее летнее небо глаза. В них была немая мольба, призыв. Воронцов чувствовал, что тонет в этом взгляде, как в омуте.

Опираясь на вытянутые руки, князь вошел в столь желанное тело. Скользнул глубже, ловя губами томные стоны. Ах, как хотелось стиснуть ее в стальном объятии, подмять под себя, вжать в пуховую перину, но он не смел, опасаясь причинить боль, напугать силой страсти, что сводила с ума.

- О, не медли боле, прошу тебя, - простонала Софья в его полуоткрытые губы.

Услышав ее, ощутив мягкие ладошки на своих плечах, князь больше не сдерживал себя. Обнаженные тела любовников сплелись в тесном объятии. Соня слышала его тяжелое дыхание у себя над ухом, под ее ладонью билось сильное сердце. Страсть туманила разум, горячила кровь, заставляя все тело плавиться в любовной истоме до тех пор, пока ночь не вспыхнула сотнями огней, не унесла с собой туда, где нет ничего, кроме ощущения безграничного счастья и свободы.

Она открыла глаза, возвращаясь на грешную землю. Темные глаза Василия лукаво блеснули.

- Я не утомил Вас, Ваша светлость, - прошептал он, касаясь губами влажного виска.

- Нисколько, Ваша светлость, - ответила Соня, улыбаясь ему ленивой улыбкой.

Этой ночью Василий Андреевич так и не вернулся в свои апартаменты, как и все последующие ночи, пока чета Воронцовых находилась в имении.

Сезон был в самом разгаре. Близилась зима. Столица готовилась встречать Новый год. Шумные празднества следовали одно за другим. В конце ноября выпал первый снег. Он падал пушистыми хлопьями, мгновенно покрывая землю белоснежной пеленой. Супруги Воронцовы подъезжали к своей столичной резиденции. Дорожный экипаж князя проезжал мимо Зимнего. В свете уличных фонарей медленно кружащие в воздухе белые хлопья представляли собой фееричное зрелище. Софья попросила остановиться. Ступив на мостовую, она протянула руки, подставляя ладони. Невесомые пушинки ложились в теплую ладонь, тут же превращаясь в прозрачные капли. Василий вышел следом и остановился подле нее. Снежинки застревали в темных волосах, таяли на ресницах.

- Замерзнешь, сердце мое, - улыбнулся князь, глядя на смеющуюся жену.

Забрав ее ладони в свои, он поднес их к губам, согревая своим дыханием.

- А ты меня согреешь, - ответила Софья, пряча лицо на его груди.

Наступивший день обещал стать для нее серьезным испытанием. Воронцов был приглашен на вечер в дом к князю Дашкову. Именно туда, где состоялся ее неудавшийся в свете дебют и только присутствие рядом мужа вселяло в нее уверенность, что она сможет справиться с этим и не уронит своего достоинства. Для своего первого появления в свете в качестве княгини Воронцовой Софья выбрала темно-красное бархатное платье. Василий Андреевич вошел в ее апартаменты, когда Дарья заканчивала укладывать роскошные локоны в высокую прическу. Покончив с работой, девушка присела с поклоном и поспешила удалиться, оставив молодоженов наедине.

- Ваша светлость, Вы обворожительны, - произнес Воронцов, открывая шкатулку, которую принес с собой.