Волчья ягода - Ольга Ружникова

— Лен, привет. Это я, Зорка. Я уезжаю. Завтра. Навсегда. И больше здесь уж точно не появлюсь, поэтому у меня хватило наглости явиться сегодня. Так вышло, что… мне больше не с кем поговорить.

Тишина. Молчание. Даже птиц нет. Тогда жужжали осы, а теперь уже попрятались. И трава — сырая от ночного дождя.

Говорят, что кладбищенские птицы — души захороненных. Значит, сейчас их здесь нет. Пусто. Зорка тут одна, как… в последний раз на даче.

Коснуться рукой памятника. Слегка. Все-таки подругами они не были. Вдруг Лене стало бы неприятно?

— Лен, прости меня, ладно. Я… я никогда тебя не травила, но и не пыталась спасти. Лен, мне… очень плохо! Знаешь, наверное, это я должна была умереть. Потому что тебя любили, а я… вряд ли кто-то станет ухаживать за моей могилой.

Молодец! Опять — о себе. Точно — эгоистка.

— Я боюсь, Лен. Я боюсь, что не справлюсь.

Милиция не верит. Никита осужден. Учиться негде. Работы нет. Даже для взрослых и порядочных.

И выжить здесь не выйдет. Пора сматываться. Далеко и навсегда.

Сначала мама не хотела никуда уезжать.

— Это тебя ненавидят, — отрезала она. — И за дело. А я — нормальный человек.

Уехать одной — в никуда, а Женьку оставить здесь? Мама уже хотела заставить его вернуться в школу. «Пойти и поговорить с детьми. Они же нормальные и поймут». Что это сестра у Жени — дрянь, а вот он сам…

План увял еще в зародыше — братишка не согласился. А то мама бы поняла, что понятия «нормы» у всех разные. И чтобы тебя ненавидели, необязательно защищать осужденных. Покойная бедняга Ленка этого не делала.

Дальнейшие дни маму разубедили. Ее «нормальные люди» принимали не больше, чем Зорку. Особенно подруги и матери разобиженных жен.

Окончательным толчком стало увольнение с работы. То ли из-за скандала, то ли из-за болезней, то ли из-за всего сразу. Не помогли даже близкие отношения с начальником. Тому тоже чужие проблемы до лампочки. А симпатичных сотрудниц полно и так. И помоложе. Свистни — любая прибежит. Работы в городишке нет.

— Всё из-за тебя! — кричала мать каждый вечер.

Пока не приняла решение: да, надо уезжать. Да, ей не повезло с дочерью, из-за которой погибла Дина, а люди возненавидели их семью. Но крест нужно нести с достоинством. Раз уж воспитала такую дрянь — придется отвечать за последствия. Не сдала вовремя испорченного пасынка в детдом — виновата тем более. Как бы несправедливо это ни было.

— Когда переедем — больше никакой школы. ПТУ и рынок. Точнее, ПТУ — летом. А на рынок полетишь сразу. Ты же не думаешь, что это я стану горбатиться в три смены? С моим больным сердцем? Ты и так меня чуть в гроб не вогнала.

— Полечу так полечу, — равнодушно отмахнулась Зорка.

Лишь бы убраться отсюда и вытащить живым Женьку. Как спасти Никиту — она придумает. Заработает денег и уедет за ним в Сибирь. Найдет хорошего адвоката…

Мамины пальцы теребят сигарету. Не такие крутые, как у Динки, но и не Маринкины.

Прежде она не курила… Берегла здоровье. Печень, легкие и зубы.

— И, надеюсь, ты не думаешь, что я позволю тебе утаивать зарплату? Всё до копейки сдашь.

Неужели мать думает, что когда эта гипотетическая зарплата наконец будет — Зорка скажет кому-то ее точный размер?

Продавать квартиру мама собиралась уже из Питера, а пока — остановиться у сестры. Той самой тети Тамары. Она вроде со скрипом согласилась.

Со скрипом. Вот весело будет оказаться с вещами на улице. С Женькой под мышкой. На пороге зимы.

Пусть! Даже так — лучше, чем загибаться здесь. Задыхаться в чужой злобе. И дотянуть и вовсе до морозов.

— Я объяснила, что ты скоро жилье начнешь снимать. Койкоместо в общаге — и хватит с тебя. А нас с Женей никто не выгонит.

Теперь главное, чтобы братишка не пошел на принцип. Его в общаге уж точно никто не ждет…