Подарок для дочери - Татьяна Любимая

Надо бы представить Глеба моим родным, но сначала заглядываю в коробку с ромашками – она пустая. Вопросительно смотрю на Глеба, перевожу взгляд назад. Позади него никого и поводка нет. Второй коробки тоже. Где собака? По дороге потерял?

– Глеб, – шепотом зову его, пока все заняты детьми. Он слегка наклоняется. – Где еще один подарок? Наш с вами?

– Тут, – преспокойно хлопает пальцами по пиджаку в районе груди. Очевидно, там внутренний карман и только теперь замечаю, что там что–то топорщится.

– Вы спрятали собаку в карман?

– Собаку? – черные брови сдвигаются к переносице , а спустя две–три секунды лицо мужчины вдруг вытягивается. Несколько секунд он смотрит на меня непонимающе, а потом шипит сквозь зубы: – Так! Нам нужно поговорить. Срочно! Наедине!

22. Глеб. Неидеальный…

Вот чуяла моя пятая точка, что накосячу! И оправдание, что косяк мой только наполовину, никак не облегчает стойкое ощущение фиаско.

– Извините, я украду Катерину на две минуты, – сдержано кидаю двум женщинам, одну из которых, ту, что в возрасте, уже видел в Карамельке, и незнакомому мужику, моему ровеснику. Он склонил короткостриженную голову набок и оценивающе разглядывает меня все те несколько минут, что я здесь нахожусь. Наличие мужика в Катиной квартире на долю секунду трунькнуло ревнивые струны в глубине души, но стоило посмотреть на мальчика, как пазл сложился – у Илюши схожие черты лица, а значит, этот мужик и молодая женщина – его родители и тоже гости. Друзья или родственники.

Полегчало.

Аккуратно беру Катю за локоток и вытягиваю ее за пределы квартиры на площадку. По пути забираю из женских рук розы и кладу их на близ лежащую полку от греха подальше.

– Объясните! – нависаю над девушкой, что вжалась спиной в полотно двери и с неподдельным интересом смотрит на меня снизу вверх, хлопая длинными черными ресницами. Какая же она красивая! – Какую–такую собаку я должен был принести? Когда мы с вами договаривались о собаке?

Я возмущен тем, что чего–то не понимаю.

И… крайне возбужден.

Близостью желанного женского тела, облаченного в легкое шифоновое платье с оборками на груди и по низу, которое вроде бы должно скрывать фигуру, а оно наоборот, только подчеркивает плавные изгибы, распаляет воображение. Карамельным запахом с едва уловимыми нотками шампанского, блеском широко распахнутых синих–синих глаз, в которых вижу свое отражение. Губами–бантиками с чуть заметным налетом розовой помады.

Каждую деталь подмечаю и складываю в личную копилочку памяти с надписью "Катюша": подрагивающие крылья носа с бледными веснушками, звездной россыпью убегающими на скулы. Едва заметный пушок над верхней губой, по капельке золота на мочках ушей. Темно–шоколадный витой локон, выпущенный из уложенной прически. Пульсирующая голубая венка на белой шее…

До зуда в каждой клеточке возникает непреодолимое желание вжаться телом в ее, осыпать поцелуями розовые губы–бантики и все открытые участки бархатной кожи, прошептать, простонать, прокричать "Моя!", услышать в ответ "Мой"…

И плевать, что лестничная площадка совсем не романтичное место, мы далеко не подростки и нас могут застукать соседи…

Все–таки благоразумия хватает держать себя в рамках приличия. Рано!

Это всего лишь вторая наша встреча, напугаю Катю своим напором, и третья может не состояться никогда. А я не могу отказаться от этой женщины теперь, когда нашел и когда она так близко. Проще умереть.

Упираюсь ладонями в холодный отрезвляющий металл двери с двух сторон от лица Катюши. Ее глаза кружат по моему лицу, останавливаются то на губах, то выше, ниже, задерживаются на кадыке, когда я сглатываю. Страха нет, любопытства вагон и совсем чуть–чуть хмеля во взгляде.

– Когда вы позвонили мне в первый раз... – сбивчиво, – я не просила... Вы сами вызвались помочь…

– Ничего не понимаю, – склоняюсь ниже. – Давайте сначала.