– Па-па-па-па! Ар-р-р-р-р-р! – хохочет Егор, он повис на шее Сони – я знаю.

– Привет, – медленно говорит Марк, его голос слишком шокированный, будто он сейчас отъедет нафиг.

– Там папа, да? – Макс. – Папочка, привет! – милый ребёнок, он воспринимает нас с Марком богами. Обожает нас, и иногда я не верю, что могла произвести на свет такого лапочку. Вот Егор – моя тема.

– Ар-р-р-р-р! – Егор не унимается, он хочет, чтобы Марк ответил.

– Папочка, как ты себя чувствуешь? – Максим говорит очень вежливо, хочется сейчас же сорваться с места и расцеловать его.

– Ой, у меня столько всего нового! – Соне не нужны ответы.

– Ар-р-р-р-р-р!

– Да? Расскаж… – начал отвечать Марк Соне, но Егор снова:

– Ар-р-р-р!

– Да ответь уже ему! – неожиданно даже для себя самой восклицаю я и медленно торможу, чтобы уйти в себя.

Всё вокруг шумит и полыхает, мне страшно. Я никогда и ничего не боялась так, как вот этого момента. Сейчас Марк может услышать правду. Сейчас Марк может узнать всё, всё вспомнить. Сейчас мне нельзя вести себя неправильно, потому что он опять уйдёт, как тогда, и я буду смотреть вслед и…

– Неля, тише, – он гладит меня по голове, и я поворачиваюсь к нему, вытирая окрашенные подводкой слёзы с щёк.

– Что?..

– Я попрощался с ними, мы позже поговорим.

Тоска и страх: уйдёт. Опять.

И в голове все мои вчерашние слова, что звучали снова и снова всю нашу жизнь. О, я будто сейчас героиня шоу, где сидят побитые и несчастные жены, что её вчера вызывали ментов, а сегодня говорят: “Плохонький, но мой!” Вчера выгоняла, сегодня держусь, вцепилась зубами и не хочу отпускать. Какая глупость… Сколько ему ещё терпеть? Сколько мне ещё терпеть?.. Неужели всё, что говорила себе столько месяцев, сейчас нужно забыть?

– Ты вся дрожишь, Нель, – он тянется ко мне, отстёгивает ремень безопасности, прижимает к себе и гладит по голове, его пальцы перебирают жесткие косички, и пока лупит дождь – мы в капсуле, в коконе. – Нель, тише, не нервничай. Мне кажется, что тебе нельзя, – и он молчит. И я молчу. – Расскажешь мне? – Я киваю, а он перетаскивает меня на себя, откидывает спинку кресла и укладывает на грудь. Я не плачу, я просто сотрясаюсь, будто от жуткого холода. – У меня трое детей?

– Да.

– Соня, Максим и Егор?

– Да.

– Вообще их не помню. Меня будто засунули в чужое тело, как в фантастических фильмах. Эй, привет, чувак, – он смеётся, кривляется, – это – твоя новая жизнь. У тебя теперь жена… трое, блин, детей. Не верится даже… Но они какие-то нереально красивые. Даже Соня. Мне казалось, что девочки в десять или страшненькие, или становятся такими позже и уже навсегда.

– Соня была не очень красивой в восемь, пожалуй, – смеюсь я в ответ и прячу улыбку в его рубашке, вспоминая этого головастика с тощим телом и большим ртом. За два года наша девочка набрала несколько кило, стала мягкой, кругленькой и хорошенькой. Но что всегда работало в ее пользу – так это милейший характер.

– А Максим… он так обо мне переживал.

– О, когда ты болел, Максим делал тебе чай каждый час. Ты всегда лежал обставленный кружками из-под чая. И он очень умный… – Я вздыхаю. Все эти слова просились наружу уже несколько дней назад. Мне становится легче… легче… легче…

– Егор – это что вообще? Мы его где взяли? – голос Марка такой тёплый, что я в него кутаюсь, устраиваясь всё уютнее и прижимаясь крепче к знакомому телу.

– Это что-то… он не замолкает никогда. Но на самом деле мы его тайно обожаем.

– Тайно?

– Ага, когда он спит или когда на фото. Сладкий такой. И мне кажется, что очень талантливый. И больше всего нуждается в нас. Максим всех любит, как Маша раньше. Соня тоже милая, добрая. Очень сильно привязывается к людям. А любовь Егора нужно заслужить, и это капец как непросто. Зато потом он с ума сводит.

– Звучит так тепло, что мне жаль воспоминаний.

– Не торопись… есть ещё жена.