Наследник моего мужа - Елена Гром (2021)

Я на корабле. Плыву по-черному, черному морю. На сером небе огромные тучи и они пугают. Я не пытаюсь управлять судном, я недвижима и не могу пошевелить руками. Я просто плыву, все дальше, все быстрее, пока корабль не начинает кренить, пока я не падаю в бездну. Кричу, но меня никто не слышит. Меня никто не спасет. Вода ледяная поглощает меня мгновенно, лишает возможности дышать, думать. Я теряю сознание, я тону. Умираю. Но сквозь страх, боль, усталость пробивается голос. Тонкий. Жалобный. Как плач котенка. Одно слово «мама» и я открываю глаза, вспоминая что у меня есть дочь. Что мне нельзя сдаваться. Мне нельзя идти на дно. Занемевшие руки сдирают веревки, которыми было обвязано тело. Я отталкиваюсь от деревянного судна, что тут же обращается в пыль. Я толкаюсь руками, гребу сквозь воду, смотрю только вверх, туда, где граница света и тьмы. И буквально глотаю воздух, как жадно глотает воду уставший путник.

Вокруг свет, лица врачей в масках, а где-то крик Миры.

— Мама! Мама! Не бросай меня. Не уходи.

— Систолическое давление в норме, — слышу голоса врачей и почти улыбаюсь. Плачу, чувствуя адскую боль во всем теле. А затем вибрацию голоса врача рядом. — Клиническая смерть две минуты, Нина Леонидовна. Не пугайте нас так больше. А то за вами бы отправились.

Он намекает на Бориса, его гнев, а мне плевать. Главное, что Мира несмотря ни на что хотела, чтобы я выжила. Простила меня. Любит меня. Что такое страх смерти перед любовью одной маленькой девочки. Дочки.

В больнице я провела еще неделю. Все это время Борис был рядом, но не подходил. Стоял за огромным окном, смотрел, но не никогда не разговаривал. Словно обдумывая что-то. Зато Мира рассказала все, ревела белугой, ненавидела отца за его приказ убить Ярослава. А я не знала, что ей говорить. Не знала, как на это реагировать. Он спас Миру. Он рисковал ради нее жизнью и смерти не заслужил, но останься он в живых я бы вряд ли была рада его присутствию в нашей жизни. Так что может все к лучшему? Но мое мнение здесь не в счет. Мире было плохо. Откровенно она теряла силы из-за своего горя. Она всем сердцем любила этого уродца, а теперь его нет. В итоге она стала отказываться есть, лечиться. Как преодолеть ее истерики без каких-либо силовых мер становилось непонятно.

— Нужно вернуться домой, — впервые за неделю заговорил Борис. Никогда не видела его таким бледным. Но внутри меня не было жалости. Сейчас мне стало казаться, что я никогда не знала его. Что он мне чужой. И все его беды, только потому что он слишком много на себя взял. Как и я. Как и я. — Мире там станет легче. И мы спокойно подготовимся к ее операции.

Мне много хотелось сказать, но я только кивнула. Я не знаю больше как себя вести с этим мужчиной. Как жить с ним. Как заставить себя ложиться с ним в постель.

Изменится ли что-то, если он извинится. Скажет, что впервые в жизни был не прав. Только Борис никогда не признается в этом. Скорее всего меня виноватой и выставит.

— Вам надо было меня подождать.

— Подождать, пока нас прибьет мраморной плитой ты хотел сказать, — зачем. Зачем вообще вступать в диалог? Это выведет меня на эмоции. Заставит сказать то, о чем я потом буду жалеть. Или не буду. Отпусти нас. Два слова. Но сказать их, как пройти по раскалённым углям.

— Я сделаю все, чтобы подобного больше не произошло, — вдруг говорит Борис, а мне хочется в него кинуть чем-нибудь. Потяжелее.

— Да уж. Думаю, еще одного сына тебе вряд ли смогут подсунуть.

— Те, кто сделал липовые тесты поплатятся за это.

— Разумеется, а как будешь платить за это ты? Или правило бумеранга — оно не для всех.

Он замолкает, смотрит внимательно, рассматривая мое лицо, делает шаг, другой, ставит руку на кровать, наклоняясь и приближая свои губы к моим. Чувствую мятное дыхание, привычный запах древесного парфюма. Ощущаю, как внутренности сворачиваются узлом от страха.

— Что ты от меня хочешь?