Три билета в кино - Яна Ткачёва (2022)

Ощущение было таким острым, что мир на секунду повело. Возможно, я бы даже пошатнулась, если бы не две крепкие руки, упершиеся в стол по обе стороны от меня, и не этот его подбородок, которым он терся и терся о мою кожу, произнося слова, суть которых я не улавливала. Боже, дай мне сил. Подлое предательское тело. Никогда не бывает на моей стороне. Я видела нас как в кино, будто покинула сознание и смотрела сверху, как моя рука вяло отбросила терку в сторону, после чего я резко развернулась в Сашкином захвате.

Сейчас я снова была в своей голове, и Сашкино лицо было настолько близко, что легко просматривались янтарные всполохи в зеленой радужке его глаз. Казалось, он не ожидал, что я поведу себя так, и немного отпрянул. Но вот уже его лицо приобрело хитрое выражение, и он придвинулся. Ближе. Время замедлилось, я завороженно смотрела на его рот, который произносил слова. И вдруг в этот рот погрузился палец, измазанный шоколадным тестом, заставив меня ошарашенно заморгать.

– Ах ты. – я уперлась руками ему в грудь, отталкивая. Ноги подкашивались.

– Что? – он принял совершенно невинный вид. – Я спросил, можно ли попробовать, а ты невнятно промычала. Я думал, это значит «да».

– Руки! – рявкнула я, указывая на дверь ванной. Он, подхихикивая, скрылся в ванной, чтобы выполнить поручение, оставив меня сгорать от стыда.

Схватив терку, я швырнула ее в раковину, успев мельком заметить смазанное отражение. Я была красной как помидор. Вся я – все открытые участки кожи.

Рванув в комнату, я натянула толстовку, закатала рукава и вернулась на кухню.

– О, а в майке ты мне нравилась больше, – насмешливо протянул Сашка, показавшись из ванной, на секунду задержался в дверях кухни, окинув меня жарким взглядом.

Я решила просто игнорировать эту его сторону. Игривую сторону. Заигрывающую сторону? Господи, Василиса, прекрати сию же секунду! Я с остервенением вылила подготовленное тесто в форму и почти зашвырнула ее в духовку, хлопнув дверцей. Блин! Теперь, возможно, из-за резкого хлопка мы будем есть просевший, совершенно не пышный пирог!

– Плохой день? – Сашин голос потерял дурашливые нотки и зазвучал участливо, он наконец уселся, и теперь между нами был стол. Не могу точно сказать, обрадовала или расстроила меня эта дистанция.

– Нет-нет, – поспешила заверить его я, отгоняя непрошеные мысли. – Все в порядке, просто устала от школы.

– Совсем они тебя там достали? – сочувственно поинтересовался он.

Кивнув, я села напротив. Конечности все еще немного потряхивало от пережитого возбуждения, и я просто искоса наблюдала, как Сашка разогревает обед и с аппетитом жует. Даже во время еды он был очень красив. Обычно мальчишки едят неряшливо, болтая с набитым ртом или издавая странные звуки, – я не раз наблюдала такую картину в школьной столовой. Саша всегда ел аккуратно, челюсть его двигалась равномерно, и он постоянно облизывал губы как-то по-особенному, наверное, чтобы не упустить ни крошки. Весь он искрился, солнце, падающее в окно, играло его рыжими волосами, отражаясь в зеленых глазах и на бледной коже.

Мне одновременно захотелось ударить себя и нарисовать Сашку. Я даже удивленно приподнялась от последней идеи. Друг вопросительно глянул на меня, но я покачала головой и уселась обратно. Странно. Я не держала в руках карандаш класса с восьмого, и у меня очень давно не возникало желания рисовать. Даже о музыкальной школе я вспоминала чаще и порой скучала по флейте, но возобновить занятия и не думала. А тут – рисование. Возможно, я задвинула в дальний уголок памяти это увлечение, потому что оно слишком сильно напоминало о прошлой жизни. Жизни, наполненной теплом, смехом и… мамиными руками.

– Эй, – Сашка помахал рукой у меня перед глазами.

– Эй, – привычно ответила я, выталкивая из головы образ мамы, уютный и любимый, который сменился тонкой фигуркой на больничной койке, лысой и безжизненной.