Женский роман - Марина Светлая (2017)

— Да не женится он на вас! — выдохнул Кирилл. — Если вы на это рассчитывали, можете забыть. Он ни с одной своей бабой дольше полугода не встречался. И то, полгода всего раз было. Балерина. Я начал подозревать, что будущая мачеха. А ни фига. У нее контракт замаячил в Лондоне. Говорит: либо мы женимся, либо я уезжаю. Папа помахал ей ручкой и помог собрать шмотки по даче — она вечно что-то там оставляла.

— И зачем ты мне это говоришь? — перед глазами мелькала Лина Мильх. Не балерина, конечно, но тоже… хорошо одевается.

— Предупреждаю. Он все еще мать не забыл. Это ведь она его бросила.

— Но это ничего не меняет, Кирилл, — сдержанно ответила Мара, пытаясь отмахнуться от чертового червя сомнения, точившего ее душу уже несколько дней, почти добравшегося до сердцевины. — Мы встречаемся с твоим папой. Ты не так должен был об этом узнать. И не от меня… Но выходит, что так…

— Вы меня не слышите? — рассердился он. — Он вас бросит! Мама, думаете, просто так сейчас прикатила? Он вам говорил, что она здесь?

— Говорил.

— И вы не понимаете, почему она приехала? Они сойдутся, это только вопрос времени. И вы останетесь ни с чем! Всего лишь очередной бывшей пассией Максима Вересова.

Он бил больно, будто бы точно знал, по чему бить. Чувствуя, что еще немного, и она расплачется, Мара мотнула головой и попыталась улыбнуться. Приблизилась, протянула к нему руку и коснулась его плеча.

— Это, мне кажется, тоже не совсем твое дело, — сказала она, чувствуя, что голос звенит, как в детстве, когда начинаешь оправдываться. — Ты вообще не о том думаешь.

— Я о вас думаю, Марина Николаевна, — глухо ответил он, сбрасывая ее ладонь.

— Я в состоянии за себя постоять, не волнуйся, — рассмеялась Мара. Но смех вышел довольно горьким. Она легко потрепала его шевелюру. — Ты-то чего?

— Да потому что я вас люблю! — выдохнул Кирилл.

Дальнейшее не укладывалось в ее голове.

Он заслонил собой электрический свет от лампы в коридоре. Подался вперед. И схватив обе ее руки, дернул на себя. Через мгновение она в ужасе осознала, что он пытается языком раздвинуть ее губы.

Дернулась.

Взвизгнула.

Этого хватило.

Когда она приходила в себя, Кирилла рядом уже не было.

Кирилл сбегал вниз по лестнице. И сердце его колотилось о грудную клетку, почти причиняя боль и заставляя еще сильнее ускорять шаг. Мыслей в голове не было. Ни единой. На губах все еще были ее губы. В руках — ее руки. И ее вскрик звучал отовсюду. Раз за разом приводя его в сознание.

Дома оказался в десятом часу. До полуночи курил на лоджии в отцовском кресле. До выпендрежа с сигарами пока не дорос. Курил Davidoff в черной пачке, и для его выпендрежа перед одноклассниками этого хватало.

Мать уехала в Белую Церковь, проведывать бабушку, потому можно было позволить себе такое удовольствие.

Ему оставалось несколько часов до утра, чтобы понять, что делать дальше. Собственно, план оформился еще в выходные. Надо только решиться. И это самое трудное. Сегодня вечером или завтра утром она позвонит отцу. Что это изменит? Да ничего это не изменит. Попытка выгородить себя, не больше. Если только отец воспримет все так, как надо. Если нет — к черту! Кирилл не хотел думать об этом. Все, чего он хотел, это убрать Стрельникову от них подальше. Ускорить неизбежное.

Матери лучше не знать. Иначе еще полгода не уедет. Пока не установит вселенскую справедливость. Усложнять привычный образ жизни Кирилл не хотел. Он хотел свою нормальную обычную старую жизнь, в которой был он, был отец, были веселые завтраки и поездки по крепостям в выходные. И не было Стрельниковой.