Брови Богдана взметнулись вверх, а рука, в которой он держал стакан с соком, замерла на полпути. Прикинув пару вариантов, Моджеевский-младший решил не ломать мозги и спросить:

— Может, причину огласишь, чтобы я точно мог ответить.

— Причину? Причину… ну что ж, раз сам не понимаешь, то почему бы и не огласить причину. Каково это — обнаружить, что у тебя есть ребенок? Какое у тебя к этому отношение? Ты уж прости, мне Женя уже сказала, ей Юля разрешила.

Богдан поставил, наконец, стакан на стол и усмехнулся:

— Ну я бы мог, конечно, тебе напомнить, что у тебя и собственный подобный опыт имеется. Но не стану. Так уж и быть — поздравляй!

— То есть, тот факт, что ребенок твой, — тебя скорее радует, чем заставляет думать, как бы отмахаться? — поинтересовался Роман на всякий случай для верности.

— А тебя бы сильно остановило, если бы у Жени, например, был свой ребенок? — недолго думая, брякнул Бодя.

— Значит, для тебя вопрос даже так стоит? — едва ли удивившись, но все-таки уточнил Роман. — Нет, меня не остановило бы. Мы с Женей уже слишком взрослые были, и оба с опытом. Но у тебя другая история. У вас с Юлей… другая история. Юля — Женина родная сестра… И она дочь Малича, моего тестя. Такая же, как Женя… надеюсь, ты понимаешь, что это все слишком серьезно, чтобы относиться к Юле так, как ты относишься к остальным женщинам? Это уже касаться будет не только тебя, но и нашей семьи.

— Я, конечно, подозревал, что ты не ради моего желудка приехал, — весело усмехнулся Богдан. — Но если ты продолжишь в том же духе, то рискуешь услышать от меня какую-нибудь грубость.

— Бога ради, не стесняйся, излагай, — откинувшись на спинку дивана, заявил Моджеевский-старший. — Но предупреждаю, что с Юлькой роман ради романа затевать не стоит. А в остальном — я прекрасно помню, что ты вытворял, когда вы расстались в детстве, потому питаю надежды.

— Ни я, ни она уже давно не дети, — пожал плечами сын. — Мы, конечно, накосячили. Но ты сейчас так говоришь, будто ты Юлькин отец, а не мой.

— Это ты еще просто с Никитичем не разговаривал. Планируешь?

— Планирую, — кивнул Богдан и хохотнул: — Хотя мне кажется, он адекватнее тебя.

— Ну это ты ему омлет не жарил. И на кухне его не пылесосил.

Рядом с ними замельтешил официант, расставляя заказанные блюда. Моджеевский-младший, наблюдая за ним, представил себе отца с пылесосом. Картинка вышла абсолютно фантастической, потому что подобного ему и в глубоком детстве видеть не приходилось. А когда они снова остались одни, заявил:

— А я и не буду.

— Ну это мы еще поглядим, — хохотнул Роман Романович и широко улыбнулся сыну. — И сам-один к нему на ковер не ходи, это тебе мой отцовский завет. Бери ее, ребенка, меня можешь прихватить. Я — Женю. Лизку массовкой возьмем… В общем, один — не вздумай. И это тебе повезло, что Маличу Юлин муж никогда не нравился.

— Ну я понял, — в тон ему сказал Богдан. — Когда я подружусь с Андреем Никитичем, я замолвлю за тебя словечко.

— Ну-ну! — хмыкнул отец и взялся за приборы, после чего, отправив в рот оливку из салата, решительно заявил: — Значит, ты планируешь с ней сойтись?

— Я планирую на ней жениться, — получил он немедленный ответ.

— О как! — восхитился Моджеевский-старший и резко посерьезнел: — Тогда объясни мне, пожалуйста, как так вышло… как вышло, что у вас общий ребенок, но у нее есть муж, а ты до сих пор не с ней? Если уж ты все это время… если все эти годы она тебе не безразлична. Почему ты до сих пор не с ней?

Потому что идиот.

Потому что все это время, несмотря ни на что, злился — бесконечно злился — на нее и на себя.