The Мечты. О любви - Марина Светлая

Моджеевский не был здесь много лет. Оставив машину, Богдан привычно спустился по огромным бетонным плитам, обходя по-прежнему торчавшие там и сям арматурины, расположение которых он безошибочно помнил до сих пор. Замер у самой кромки воды, абсолютно спокойной в это время суток — короткий перерыв между днем и ночью. Сердце его размеренно билось в такт проблеску, который вспыхивал и гас прямо над ним.

Свет. Тьма.

Светлая полоса…

Темная полоса…

Все как в жизни, если только не построить новый маяк. С фиксированным светом.

Богдан усмехнулся. Почему бы и правда не зафиксировать свет?

… щелк — темно, щелк — светло

***

Почему бы и правда не остаться на одной стороне?

Оставить себя в ней навсегда.

Есть люди, которые боятся темноты. Отец как-то рассказывал, что его жена боялась. Раньше.

А Юля не боится. И страшно ей именно от этого, а не от монстров, которые прячутся в самых темных углах комнаты, когда она здесь, в кресле. Одна. Совершенно одна, потому что Андрей уже спит. И сегодня спит первую ночь в соседней комнате. Не с ней. Один. И она — одна.

Под ее ладонью — выключатель торшера.

И она не может перестать нажимать на него, оказываясь попеременно то в освещенной комнате, совершенно чужой, но теперь на какое-то время — ее собственной, то снова во тьме — как неизвестности. Окутывающей и не позволяющей заглядывать в будущее, в котором может оказаться, что в текущем «вре́менном» она застряла уже навсегда.

Щелк — темно. Щелк — светло. Скрип калитки во дворе. Кто-то вернулся домой.

Вкл. Выкл.

Вкл. Выкл.

Свет — тьма. Тьма — свет.

Тьма.

Лечь в постель. И не пугать соседей во дворе этой морзянкой, предназначенной для кораблей в открытом море. Ее судно терпит крушение, но об этом вовсе не обязательно кому-то знать.

Юля сделала вдох. И одновременно с этим вдохом тишину в квартире резким звуком прервал звонок в дверь.

Вкл. — чисто автоматическим движением пальцев. И снова свет.

И она поднялась из кресла, чтобы идти открывать, уверенная, что это либо отец, либо Стеша — кто-то из них явился проведать. Они ее не опекали и лишний раз не дергали. И за это Юля была им благодарна — умению не вмешиваться мало кто обучен, но мало ли, что случилось сегодня.

Не глядя в глазок и не спрашивая, Юлька повернула замок и отворила. Петли старой двери, аутентичной тем, что стояли когда-то еще при Гунине в особняке, скрипнули на весь подъезд. И она замерла на месте, вглядываясь в приглушенный свет подъезда.

— Не спится? — спросил Моджеевский вместо приветствия, и весь его внешний вид совершенно не вязался с окружающей атмосферой позапрошлого века.

А ее словно бы накрыло дежа вю. Не хватает лишь полотенца в руках…

— Собиралась, — тихо ответила она. — Андрей уже спит.

— Я не подумал, — сказал Богдан, взглянув на часы. — Жаль. Но, в сущности, это ничего не меняет.

— Что не меняет? — переспросила Юля, укладывая в голове, что это Богдан. Богдан явился. Посреди ночи.

— Не меняет того, что я приехал домой, — заявил он будничным тоном.

— К… ко мне домой?

— Это не только твой дом, — Богдан деланно растянул губы в широкой улыбке, — ну это если тебе хочется точных формулировок.

— При чем тут формулировки, если они не вносят ясности? — подбоченилась она, начинающая прозревать насчет происходящего, но пока еще не верящая.

— Ясности… — повторил он за ней. — По-моему, все предельно ясно. Вот ты спать хочешь? Думаю, да, если собиралась. И я хочу, потому что устал. Вывод? Надо спать!