Осколки - Александра Эльданова

Пока я добиралась до Жуковска, все крутила в голове, как бы мне вселить в Сережину маму хоть немножко надежды. Ничего хорошего не придумывалось, потому что это у меня есть только упрямство и не убиваемая вера в то, все наладится, а вот аргументов нет никаких.

Навигатор подсказал, где нужно свернуть. Уютный деревянный домик в глубине сада, высокое крылечко, несмотря на стеклопакеты, ставни. Что-то такое я себе и представляла.

Калитка была открыта, но во дворе на меня кинулась мелкая лохматая собачушка.

— Дуся, фу! Фу, кому говорят! Саша, не бойтесь, она только брешет, — с крылечка мне на встречу спускалась Татьяна Викторовна, — сейчас ворота открою, загоните машину. Хорошо доехали?

— Да, нормально. Вы скажите как, я сама открою.

— Да это не сложно, Саша, — она завозилась с задвижкой, — я же не бабка еще. Загоняйте.

Когда Шкода вползла во двор собачушка зашлась в новой истерике.

— Иди сюда, — я захлопнула за собой дверь машины и присела, — Иди, я не обижу.

Мохнатый зверь недоверчиво подошел поближе.

— Это едят, — доверительно сообщила я, протягивая раскрытую ладонь, на которой лежала собачья вкусняшка, — возьми, моя такое любит.

— У вас есть собака?

— Да, немка. Умнейшее создание и охранница.

Дуся наконец отважилась и забрала лакомство с ладони.

— Все, теперь мир? — спросила я ее.

— Продажная душа, — засмеялась Татьяна Викторовна, — пойдемте, Саша. Вам умыться с дороги надо и отдохнуть.

— Георгий Борисович не очень рад, что я приехала, да? — спросила я, зайдя в дом.

— Не обращайте внимания, Саша. Ему тяжело сейчас.

— Всем тяжело, — пробормотала я, разуваясь.

Комната, в которой мне предстояло ночевать, оказалась светлой и уютной.

— Это, можно сказать, Сережина комната. Он часто приезжал, если концертов нет, а нам зачем столько комнат? Вот и выделили.

Гора подушек на кровати застеленной веселым пледом, шкаф с книгами, полка с фотографиями и медалями.

Я обернулась на Татьяну Викторовну.

— Сережины, — пояснила она, — горный туризм в школе, потом бросил — гитара стала интереснее.

— Интересно, он мне про школьные годы как-то и не рассказывал почти. Про студенчество больше.

— Там, наверное, есть чем бравировать. В школе он тихий мальчик был. Хулиганил, конечно, как все мальчишки, но в пределах разумного.

— Татьяна Викторовна, а фотографии есть где Сережа маленький?

— Есть. Чай попьем и покажу.

* * *

С Георгием Борисовичем я столкнулась вечером на кухне. В его планы общение со мной явно не входило, я это поняла по раздраженному выражению лица.

— Не волнуйтесь, я утром уеду.

— Кто вам сказал, что я волнуюсь? Таня хочет с вами общаться — ради бога.

Наверное, в другое время я бы промолчала. Опустила глаза и извинилась, но что-то поменялось.

— Я знаю, что что бы я сейчас не сказала и не сделал, это не подействует. Я в ваших глазах легкомысленная дурочка, которая чуть не свела вашего сына в могилу. Справедливо, не могу с этим спорить. И я каждый день себя за это виню. И весь этот месяц я борюсь, чтобы хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки.

— Рано или поздно вам это надоест.

— Вы фаталист или пессимист? — спросила я, пытаясь не раздражаться, — Откуда такая уверенность?

— Вы кого-нибудь хоронили? — вдруг спросил он.

— Да. Отца.

— Родители должны умирать раньше детей, это нормально.

— Я понимаю, что вы пытаетесь меня задеть, обесценить мои слова, видимо, такая у вас защита. Обижаться не стану. Откровенно говоря, у меня вообще нет цели с вами подружиться, Георгий Борисыч.

— А зачем же вы тогда приехали? — он так подчеркивал это «вы», будто оно было оскорблением.

Я устало вздохнула — ну почему им всем нужно объяснять, а?

— Мне искренне жаль Татьяну Викторовну — ей сейчас плохо, а вы ее почти не поддерживаете. А ещё из-за Сергея.