Выкупи меня - Яся Белая (2022)

Не знаю, до чего бы додумался, если бы не писк сообщения. Ника хватается за телефон, что-то спешно просматривает. По мере чтения на её личике — как осколки в калейдоскопе — мелькают самые разные эмоции. Наконец, она вскидывает на меня глаза. Её — огромные, ярко-зелёные, влажные — полны особенного света. Так смотрит мадонна. Богиня. Так, что жизненно необходимым становится преклонить колени. Но — по доброй воле, а не потому, что так захотел какой-то «цветок»…

Она встаёт, не прерывая зрительного контакта, идёт ко мне. Берёт за руку. Второй ладошкой осторожно касается матери…

— Валентина Игнатьевна, — говорит она, и голосок дрожит от переполняющих чувств, — Аристарх, любимый… — меня начинает просто трясти от нежности, задыхаюсь, захлёбываюсь ею. Любит! Ника меня любит! На какой-то миг глохну от слишком шалого счастья, даже не слышу сперва, то говорит дальше… — оставим конфликты. Все совершают ошибки. Пусть прошлое будет в прошлом. Теперь… Теперь всё по-другому, заново. Потому что… — и мать понимает раньше меня, что Ника хочет сказать, почему теряется и подбирает слова, вижу, как осторожно она сжимает узкую ладошку моей жены… — В общем, когда меня обследовали — у меня брали кровь. И… — волнуется, переживает, подбирает слова, — … пришли анализы… Я… я… чёрт…

Муки Ники прерывает мама, которая… порывисто обнимает мою малышку…

Что? Мне не мерещится?

Мать гладит её по волосам, воркует:

— Ну, всё-всё, девочка… Умница моя… Спасибо тебе! — целует в щёку. — А то думала — не доживу, с этим-то донжуанистым оболтусом! — грозный взгляд на охреневшего меня.

Кто-нибудь объяснит, что вообще происходит? Почему Ника плачет? Что в анализах? Я сейчас чокнусь.

Почему Драгин с Темниковым смотрят на меня так, что готовы прыснуть со смеху. А Злотских барабанит пальцами по поручню кресла…

— Мама… — бормочу, не понимая ничего и, инстинктивно, как в детстве, ища её поддержки…

Но у мамы — моей железной, жёсткой мамы — сейчас у самой глаза на мокром месте.

— Что мамкаешь, как сосунок! — рявкает между тем грозно. — Славка с Ванькой сейчас, поди, пляшут там… Ну куда там попадают генетики?

— Почему? — по-прежнему не въезжаю я.

— Да потому что, гады, всё-таки добились своего! Породнились! Теперь по-настоящему… — и строгий взгляд на меня: — Хватай Нику, кружи, благодари, идиот! У вас будет…

Я охреневаю окончательно, потому что доходит. Мозг коротит от переизбытка эмоциональной инфы, давление шкалит, и я позорно хлопаюсь в обморок… С идиотской улыбкой до ушей…

Эпилог

У входа в палату я нервничаю.

Хотя уже сто раз прокрутила в голове предстоящий разговор. Но то ведь в голове… Мы лишь можем предположить. А куда кривая общения выведет — ни один специалист по коммуникациям не предскажет.

Вот и я не могу. В горле сохнет, пульс стучит в висках. Но хорошо одно — я больше не чувствую себя предательницей. Всё устаканилось и стало на свои местам.

Вздыхаю ещё раз, толкаю дверь и вхожу.

— Привет, — выпаливаю, чтобы не дать повиснуть напряжённой паузе.

— Привет, — хрипло отзывается он.

Меня пытливо рассматривают, но в голубых глазах нет злости. Там пляшут искорки веселья и радости.

— Ну, иди сюда, — он раскрывает объятия.

Кидаюсь к нему, обнимаю, всхлипываю.

— Вот дурёха! — ласково журит он. — Чего ревёшь-то?

— От радости, — признаюсь честно. — Вадька… Ваденька… живой!..

Он смеётся:

— Не дождёшься! Я тут собрался в крёстные напрашиваться, — и смотрит лукаво, — возьмёшь?

Глеб ему уже всё рассказал, и я рада этому. Сама не знаю, как бы признавалась. И тут — такая новость!

— Конечно!

— А твой Драконыч будет не против?