Запретное знание. Прыжок в мечту - Дональдсон Стивен Ридер (2002)

Из-за ее прыжковой болезни она большую часть времени ничем не могла помочь. Пока корабль замедлял движение, она оставалась в своей каюте, успокоенная шизо-имплантатом.

Эти часы было трудно выдержать.

Если бы она могла работать, она была бы менее уязвимой для растущих нехороших предчувствий. По мере того, как они приближались к Станции Возможного, ее страх увеличивался – страх настолько внутренний, почти на клеточном уровне; казалось, сами гены кричат от страха. Несмотря на уверения Ника, Амнион внушал ей ужас. Он представлял собой угрозу ее принадлежности к человеческим существам. Он обладал властью изменить самые основополагающие вещи, которые она знала о себе.

Мысль о том, чтобы превратиться в одного из них – или позволить им забрать Дэвиса и «быстро вырастить» его в одной из своих лабораторий – наполняла ее сердце ужасом.

Естественно, она могла бы уменьшить свой страх, погружая себя в сон на все время торможения. Довольный ее послушанием на мостике, Ник сообщил ей подробную информацию о своих планах относительно m. Она могла включить таймер на своей черной коробочке и проспать восемнадцать или двадцать четыре часа без страха, что она кому-нибудь понадобится.

По какой-то причине она отказывалась спасаться таким способом.

Она говорила себе: это потому, что она хочет знать, что происходит. Она хотела знать, как Ник собирается защищать свой корабль. И она хотела слышать, что он и Амнион скажут друг другу, какого рода сделку он совершит с ними. Все детали, от которых может зависеть ее спасение, должны быть проработаны во время промежутков между очередными торможениями. Если она не будет присутствовать при разговоре Ника, она ничего не услышит.

Так что каждый раз, когда работали двигатели, она ставила таймер меньше чем на два часа; и каждый раз, просыпаясь, тут же отправлялась на мостик. Для того, чтобы иметь повод оказаться здесь, она приносила для вахты кофе или еду; затем крутилась поблизости, стараясь не попадаться на глаза и надеясь, что Ник или Микка не отошлют ее, когда она сменяла Сиба Макерна или Альбу Пармут на час или два.

И постепенно Морн начала понимать, что ее беспокойство порождено другим источником.

Она перестала доверять эффективности действия шизо-имплантата.

В момент ее наивысшего торжества над Ником Саккорсо часть ее отвращения к нему перешла на то, чем она занималась. Она стыдилась того, как она выиграла. Он не собирался продавать ее Амниону; таким образом, он заслужил лучшее обращение.

Управление шизо-имплантатом позволяло ей управлять собой. Это делало ее ценной для Ника. Это позволяло ей выжить. Но он не мог ей помочь исправить ничтожное мнение о самой себе. Именно потому, что источники были искусственными они разъедали ее собственное «я».

Если она хотела поверить в себя, она нуждалась в том, что представлял в ее жизни отец. Она нуждалась в честности и чистоте; смелости; в готовности умереть за свои убеждения.

Она нуждалась в сыне.

Это означало, что она нуждалась в Амнионе.

Эта мысль испугала ее настолько, что она начала думать все больше и больше о том, чтобы отключить свою черную коробочку во время торможения. Сама мысль о том, чтобы провести два часа в сознании, закрытой один на один с прыжковой болезнью, постепенно начала казаться все меньшим злом. Если бы она сделала это, она могла бы что-то узнать об интенсивности и обширности ее болезни. Она могла найти пределы разрушительной ясности, с которой говорит с ней вселенная. Она, может быть, даже могла установить, настолько она хитра, когда ее поражает болезнь…

Погружение в сон было словно добровольной сдачей перед генетическим ужасом. Каждый раз когда она возвращалась в свою каюту ей приходилось все большим усилием воли подавлять импульс оставить контроль шизо-имплантатом.

Тем не менее она принуждала себя. Если она хочет иметь сына – если хочет убежденности и чистоты – она должна встретиться с ужасом лицом к лицу.