Когда мы встретились - Шей Шталь

Все это объясняет ситуацию, в которой я оказалась. Нахожусь в подземном убежище, напротив шкафа с консервированной стручковой фасолью, как сказал мне Бэррон, но она выглядит так, словно в тех банках пальцы инопланетян. Несмотря на всю эту ситуацию и убежище, я полностью в его власти. Хочу знать каждый его секрет, каждое желание. Сидя на деревянной скамье, молюсь, чтобы в мою задницу не впилась заноза, и пробегаю взглядом по спине Бэррона, желая, чтобы мы сейчас были в другом месте.

— Мне холодно, — признаюсь я, дрожа. — И это не очень сексуально.

Он целует меня в шею, нетерпеливо стягивает с меня джинсы, а затем скользит руками под мой свитер.

— Зато тут дети не стучат в дверь, желая узнать, почему я так долго в душе.

Я смеюсь, и подвигаюсь к краю скамейки, выгибая спину.

— Такое часто бывает?

— Ты понятия не имеешь насколько. — Бэррон стонет, опуская джинсы ниже бедер, целует мою шею, и отстраняется только для того, чтобы спросить:

— Почему мы говорим сейчас об этом?

— Я не знаю. А ты уверен, что это стручковая фасоль?

Он запускает пальцы в мои волосы и, обхватив мой затылок, прижимает мои губы к своим. Прямо перед тем, как войти в меня, он самодовольно улыбается, нежно меня целуя.

— Перестань думать о стручковой фасоли.

Я слушаюсь, но в этом и заключается проблема. С тех пор, как я впервые его увидела, я не думала о ситуации, в которой мы оказались. Просто перед ним трудно устоять. Знаю, что играю с огнём и то, что это плохо кончится, но я слишком сильно его хочу.

Проблема в том, что эмоции легко спутать с реальностью. Особенно когда имеешь дело с таким парнем, как Бэррон Грейди.

***

— Где вино? — спрашивает Лилиан, как только мы возвращаемся.

— Вот. — Бэррон протягивает ей бутылку. — Чтобы не говорила, что я никогда ничего тебе не даю.

— Хочешь сказать, что в этом году премию на Рождество мне не ждать? — спрашивает она с широкой улыбкой на лице, усердно открывая штопором бутылку.

— Я еще не решил, — поддразнивает он, двигаясь по кухне в сторону плиты, где Морган готовит макароны.

Сажусь возле Лилиан.

— Хочешь немного? — предлагает она, протягивая мне бутылку.

— Нет. Я больше люблю алкоголь покрепче.

Сразу после моих слов, Бэррон протягивает мне стакан и бутылку виски, подмигивая.

— Ужин готов.

Лилиан наклоняется, потягивая вино.

— Ты трахнула его в убежище?

Ничего не отвечаю, но медленно встречаюсь с ней взглядом, подмигивая.

Мы чокаемся. Бэррон и Морган подают нам ужин, и трудно поверить, что эти парни росли без мамы, потому что они точно знают, как обращаться с дамами.

Я не могу сдержать улыбку, когда осматриваю дом Бэррона, наполненный смехом, светом от камина и людьми, которые по-настоящему заботятся друг о друге. У меня никогда не было всего этого в детстве. Я организовывала званые обеды и устраивала праздники с детьми, так называемых друзей моей мамы, которые в конечном итоге возненавидели странную маленькую девочку, которая писала в дневниках и не хотела с ними играть.

В разгар ужина Сев бросается на пол в гостиной перед камином, плачет и тянет свои уши.

— Нет! — снова кричит она, пиная Бэррона ногами, когда он пытается заставить ее съесть ломтик чесночного хлеба. Она весь день ничего не ела.

В детстве у меня каждый месяц были отиты, пока мне не вставили ушную трубку (прим. пер.: ушная (вентиляционная) трубка — короткая металлическая или пластмассовая трубка, помещается в среднее ухо через прокол в барабанной перепонке, может оставаться в течение 4–6 месяцев). Бьюсь об заклад, что именно это заболевание сейчас у Сев.

Бэррон вздыхает, ставит пиво на стол и поднимает ее с пола. Малышка сворачивается калачиком на его руках, и он прижимается губами к ее лбу. Нахмурившись, трогает руками ее голову, а затем крепче ее обнимает, покачивая. В его глазах читается волнение и беспокойство.