Бог Боли - Рина Кент

Это безумие, насколько выразительными могут быть его глаза, когда он прилагает усилия. За долю секунды они превращаются из пустых и абсолютно безразличных в испепеляющую лаву.

Прошлой ночью я все время ворочалась в постели и смотрела то на окно, то на дверь. Почему-то мне казалось, что он устроит засаду ночью, когда весь мир спит, а он замаскирован темнотой.

Как в ту ночь, когда он совершил поджог в доме моего брата.

От предвкушения я не могла уснуть, ворочалась в постели, сердце пульсировало в горле.

Я отказываюсь говорить или называть по имени чувство, которое с самого утра засело у меня в животе.

После школы я иду в приют с «Лебединым озером» Чайковского в ухе. Мне требуются нечеловеческие усилия, чтобы удержать себя от танца в такт музыке.

Сегодня здесь тихо, в воздухе витает уныние, потому что их резидент «Горячая штучка» не пришел. Да, благодаря ему у нас стало больше добровольцев, но это неудобно, когда вся их рабочая этика зависит от его присутствия — или его отсутствия. О, и чат. Гарри завел целый групповой чат, где они делятся его полуголыми фотографиями и спорят о том, кто первым поклонится его «огромному члену». Серьезно, никто из них не видел его член, так что это преувеличение.

В мгновение ока у него появился фан-клуб, фанатики и противники — из последних на данный момент есть только я. Я в этой группе только для того, чтобы ухватиться за ситуацию, не более того.

И он действительно часто бывает полуголым. Если бы я не знала, что он отстранен до безобразия, я бы поклялась, что он делает это специально.

Если бы это зависело от меня, я бы выгнала его из приюта, чтобы мы могли вернуть нашу мирную атмосферу. Однако, если я выскажу эту мысль, фанатики забьют меня камнями до смерти.

Даже доктор Стефани ценит все эти руки помощи.

Я немного поиграла с Тигром, поболтала с другими добровольцами, а потом занялась проверкой запасов в кладовой.

Поскольку сюда обычно никто не заходит, я включаю Чайковского и кручусь, переходя от одного прохода к другому.

Мои ноги покалывают и бурлят от необъяснимой энергии. Я всегда любила танцевать, до такой степени, что у мамы не было другого выбора, кроме как научить меня и записать в балетные классы, когда мне было четыре года.

Иногда мне кажется, что я растрачиваю этот талант впустую, решив поступить в колледж. В другое время я вспоминаю, что люблю балет ради балета, ради таких моментов, когда он позволяет мне очиститься от негативной энергии. Это не для того, чтобы стать звездой или чтобы люди смотрели на меня.

Да, я люблю людей, но не в этом смысле.

Когда музыка достигает пика, я раскрываю руки и кружусь на пуантах по проходу.

И тут, в момент волнения, я врезаюсь в стену.

Нет, не в каменную стену — в стену из мышц.

Музыка начинает медленное падение, полностью противоречащее хаосу, бурлящему внутри меня.

Безжалостная рука хватает меня за локоть, чтобы не дать мне опрокинуться. Я смотрю на его неземное лицо, на губы, сложенные в линию, полностью лишенную эмоций.

Он — холодный бог, единственным языком которого является неодобрение.

Хищник, единственная цель которого — поймать добычу.

В данный момент это я.

Моя грудь разбита о твердые мышцы его груди. Наши тела столкнулись в сетке силы против мягкости.

В этой позиции разница в размерах слишком велика, чтобы ее игнорировать. Я настолько мала по сравнению с ним, что он мог бы легко сломать и растоптать меня.

Оставить меня абсолютно разбитой.

Кожа в том месте, где его пальцы касаются моего локтя, вспыхивает миллионом искр, распространяясь до самой груди.

Я всегда слышала о непреодолимом напряжении, о таком, которое задерживается, как гиря на горле, и лишает человека всякого подобия здравомыслия и логического мышления.

Но я никогда не думала, что оно может быть таким... пугающим.

Таким сильным.