Учитель моей дочери - Надежда Мельникова (2021)

Тихонов находит мою грудь, руками пробираясь под блузку и лифчик, дёргает, беспорядочно сжимая соски. Толкаясь бедрами в мой зад. Я царапаю ладони о старую битую плитку, мне неудобно, я никак не могу найти опору, но всё равно невероятно приятно. Всё это приводит в экстаз.

Но ему наплевать на мои трудности. Его задача доставлять нам обоим удовольствие, поэтому он откидывается на стену позади себя, подтягивает меня и, зафиксировав свои ладони на моей талии, дальше просто грязно насаживает меня на свой крупный член. Ненормально, ненасытно, бешено…

В помещении старой душевой слышны мои стоны, его тяжёлое дыхание и шлепки, такие порочные и завораживающие одновременно. Иногда он ускоряется, и удары становятся громче. Порой я сама в страстном угаре начинаю крутить попой. И в благодарность, он дёргает меня к себе и целует шею, ключицы, плечи. Лаская меня, возбуждая ещё сильнее, но ему хочется немного другой амплитуды движений, и он чуть наклоняет меня вперед. Бесстыже нагибая раком. Это какая-то грязная порнография. С ума сойти, кажется, я попала во взрослое кино.

Но мне по барабану, потому что, забыв обо всем на свете, я закатываю глаза и вбираю его на всю длину. Какое-то время вообще забыв о существовании всего остального мира.

Но неожиданно всё прекращается. Тихонов заставляет меня выпрямиться. Поворачивает, обнимет. Смотрит в глаза, утыкаясь в бедро всё ещё неудовлетворённым органом. Целует, целует, целует. А я, обалдевшая и пьяная, уже не могу без его губ и рук, и того, что ниже. Мы смотрим друг на друга и не можем насмотреться. Недошедшие до конца, но балдеющие друг от друга.

Тихонов знает, что мне нужно, и быстро садится на пол, на ужасный, перепачканный мелом целлофан. Но нам обоим до лампочки.

Потянув за собой и сжимая мой зад руками, он плавно нанизывает меня на себя. И это тугое ощущение неповторимой наполненности заставляет меня искусать свои собственные губы… Закатывать глаза, дрожать, орать, биться от наслаждения. Он водит ладонями по спине, бёдрам и ягодицам, он мучает соски через ткань блузки, с которой так и не смог справиться. Ну и к чёрту её, и так хорошо!

В задранной юбке, полурасстёгнутой мятой блузке, в съехавшем лифчике и порванных колготках, я приподнимаюсь и опускаюсь, блаженствуя от потрясающего скольжения. Мы дышим в унисон. Напрягая свои сильные рельефные руки, Тихонов катает меня на члене. И я прижимаюсь лбом к его лбу, выгибаюсь, потом опять наклоняюсь, и так по кругу.

Мне так обалденно, что я уже не хочу ничего понимать и соображать. Его пальцы больно сжимают кожу ягодиц, он притормаживает себя, чтобы не кончить слишком рано, а я не могу остановиться… И подпрыгиваю всё сильнее и сильнее, пока не достигаю сказочной вершины, не умираю, не извиваюсь в сладкой агонии. Вцепившись в его плечи, втыкаю в них ногти, буквально подыхая от счастья, потому что осознаю — он подстроился под меня и тоже дрожит всем телом. Вместе со мной, одновременно, как идеальные любовники…

Мы улыбаемся друг другу, сливаясь в финальном поцелуе. Он гладит меня, а я его. Мы обнимаемся, и это в высшей степени умопомрачительно.

* * *

Лёша помогает мне встать с пола. Подает руку и тут же тянет к себе. Обнимает. Я чувствую, как он, улыбнувшись, крепко прижимает и гладит по спине, обволакивая нежностью. Поправляю юбку и блузку, он ухаживает за мной, услужливо приводит в порядок одежду. Мы оба хохочем. Ну потому что это ненормально. Мы словно кролики.

— Если бы нас застукали, мне пришлось бы перебраться в другую страну, Оль, — отряхивает он брюки и смотрит мне в глаза.

Затем замечает мои порванные колготки и забирается во внутренний карман пиджака.

— Вот, надеюсь тебе подойдет размер.

Глядя на согнутую пополам пачку колготок, я начинаю смеяться ещё громче. Он притащил их для меня? Это самое смешное, что я когда-либо видела.

Несмотря на всю нелепость и абсурдность ситуации, сейчас нам так классно вдвоём.