Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Оставаться в полнейшей изоляции было невыносимо. Мне был необходим хоть какой-то контакт с внешним миром. Я быстро прошла в спальню Маммаля и Нассерин, все к тому же окну, что выходило на улицу. Жизнь снаружи текла своим чередом – до моих неприятностей никому не было дела. Я непременно должна была приблизиться к тем мужчинам и женщинам, что спешили по делам.

Окно было защищено железными прутьями, установленными на расстоянии четырех дюймов друг от друга, а с внутренней стороны на нем висели жалюзи, скрывавшие от меня улицу. Тротуар – шириной не более фута – примыкал к дому, поэтому сверху его не было видно.

Меня осенило, что если снять жалюзи, то я смогу прижаться головой к металлическим прутьям и выглянуть на тротуар. Жалюзи крепились несколькими шурупами, и я принялась искать отвертку. Не найдя таковой, я взяла на кухне столовый нож и воспользовалась им.

Сняв жалюзи, я посмотрела вниз. Теперь я видела, как мимо снуют прохожие; ну и чего я добилась? Никто из них мне не поможет. Удрученная, я водрузила жалюзи на место, чтобы Махмуди ничего не заметил.

Вернувшись в холл, я сообразила, что Махмуди мог ужесточить меру наказания. Во все внутренние двери квартиры были врезаны замки. Если ему вздумается, то он может запереть меня в холле. Я снова пустилась на поиски инструментов – или оружия – и в конце концов остановила свой выбор на остро заточенном резаке, который нашла на кухне. Я спрятала его вместе со столовым ножом-отверткой в холле, под один из персидских ковров. Если Махмуди запрет меня здесь, то с помощью этого «инвентаря» я смогу снять двери с петель.

Продолжая обследовать квартиру, я вспомнила, что из столовой на лестничную площадку второго этажа выходит внутреннее окно. Махмуди забыл об этой лазейке. За занавесями оно было едва заметно.

Окно было не заперто и легко открылось. Я просунула в него голову, взвешивая свои шансы. Я могла запросто пролезть в это окно и очутиться на лестничной клетке, но тяжелая входная дверь, которая всегда была на запоре, не выпустит меня наружу. Тогда я прикинула возможности в отношении лестницы, ведущей на крышу со второго этажа. Можно было забраться на плоскую крышу и с нее перелезть на крышу соседнего дома. Ну и что? Осмелится ли соседка впустить американскую беглянку, а потом вывести ее на улицу? Но даже в этом случае я останусь без Махтаб.

Обливаясь слезами от сознания того, что со мной все кончено и что Махмуди способен оборвать мою жизнь в любой момент, я решила исполнить свой долг – обезопасить других. Я схватила записную книжку и страница за страницей начала торопливо вымарывать телефонные номера. Несмотря на то что они были зашифрованы, я не хотела подвергать риску кого-либо из тех, кто так или иначе пытался мне помочь.

Несколько зашифрованных номеров были всунуты между страничками. Я сожгла эти клочки бумаги в рассеивателе и спустила пепел в унитаз.

Измученная кошмаром последних дней, я опустилась на пол и пролежала в оцепенении неизвестно сколько. Возможно, я задремала.

Я очнулась от звука поворачиваемого в замке ключа. Прежде чем я успела опомниться, вошла Ассий. Она принесла поднос с едой.

– Пожалуйста, поешь, – сказала она.

Я взяла поднос, поблагодарила за еду и попыталась завязать разговор, однако Ассий вела себя боязливо и настороженно. Она тут же направилась к выходу.

– Прости, – тихо произнесла она и исчезла, заперев за собой дверь.

Звук ключа в замке эхом отдавался у меня в ушах. Я отнесла поднос на кухню, так и не притронувшись к еде.

Часы тянулись один за другим, пока наконец – вскоре после полудня – не вернулся Махмуди. Один.

– Где она? – воскликнула я.

– Не твое дело, – бросил он. – Можешь за нее не волноваться. Я о ней позабочусь.