Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Эти два изменившихся человека вызвали перемены и в третьем – во мне. Долгие дни взаперти – я по-прежнему оставалась узницей в квартире Маммаля – способствовали размышлениям. Я облекала свои мысли в логические формулировки, анализируя и планируя свои действия тщательнее, чем когда бы то ни было. Факт был налицо – я никогда не смогу принять жизнь в Иране. Кроме того, я была твердо убеждена, что ни при каких обстоятельствах нельзя полагаться на внешнее спокойствие тронувшегося умом Махмуди. Сейчас он вел себя ровнее, разумнее, менее агрессивно, но все это до поры до времени. То было лишь затишье перед новой бурей.

Какая линия поведения была для меня оптимальной? Не вдаваясь в подробности – предугадать их я все равно не могла, – я пришла к некоторым общим выводам. Отныне я видоизменю и удвою свои усилия, направленные на то, чтобы выбраться из Ирана и вернуться в Америку вместе с Махтаб, однако теперь это будет иная, более тонкая тактика. Мне придется многое скрывать от дочери. Допросы, учиненные Малук, меня глубоко встревожили. Я не имела права обременять Махтаб излишней информацией, тем самым подвергая ее опасности. Я больше не должна заговаривать с ней о возвращении в Америку. Это решение далось мне нелегко, но оно носило временный характер. Я разделю с Махтаб любое радостное известие, как только оно появится. В глубине души я знала, что Махтаб желает подобного известия всем сердцем, так же как и я. Я не стану вселять в нее надежду. Не скажу ей ни слова до тех пор, пока мы не окажемся на пути в Америку, хотя я по-прежнему понятия не имела, как это осуществить.

Итак, в то время как Махмуди начал искать в жене и дочери духовную опору, мы – каждая по-своему – спрятались в свои панцири.

Между нами воцарился хрупкий мир; это было странное сосуществование – внешне оно казалось легче, спокойнее, безопаснее, внутренне было исполнено предельного напряжения. Наша повседневная жизнь улучшилась, однако подводные камни стали более устрашающими и зловещими, чем когда-либо.

Маммаль и Нассерин по-прежнему жили у родственников, однако Реза и Ассий вернулись в свою квартиру. Мы с Ассий возобновили нашу осторожную дружбу.

В тот год шестнадцатый день персидского месяца ордибехешта пришелся на 6 мая, это был день рождения двенадцатого имама – имама Мехди. Он исчез несколько веков назад, и шииты верят, что в последний день Страшного суда он вместе с Иисусом совершит второе пришествие. В день его рождения принято обращаться к нему с просьбами.

Ассий пригласила меня в дом к какой-то старушке, у которой подходил к концу сороковой год насра. Ее сделка с Богом заключалась в следующем: за исцеление дочери от практически безнадежной болезни она обязалась устраивать ежегодные празднования дня рождения имама Мехди.

Ассий сказала, что там соберется около двухсот женщин; мне вовсе не хотелось целый день слушать плач и молитвы, и я отказалась.

– Нет, я не пойду, – ответила я.

– Пожалуйста, пойдем, – настаивала Ассий. – Всякий, у кого есть заветное желание, платит деньги женщине, чтице Корана, и она за того молится. Меньше чем через год, до следующего дня рождения Имама Мехди, твое желание исполнится. Разве у тебя нет заветного желания? – Она тепло и искренне мне улыбнулась.

Она отгадала мое желание!

– Хорошо, – отозвалась я. – Если Махмуди меня отпустит.

К моему удивлению, он не возражал. Там должны были собраться чуть ли не все его родственницы, а Ассий присмотрит за мной и Махтаб. Кроме того, он хотел, чтобы я принимала участие в праздничных священнодействиях.

В назначенное утро дом наполнился людьми. Мужчины толпились у Резы, в то время как десятки женщин втискивались в машины, чтобы отправиться на празднование великого события в дом старушки, находившийся около аэропорта, примерно в часе езды от нас.