Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Я не знала, каков будет следующий шаг Махмуди, но не сомневалась – в полицию он еще не звонил и не позвонит, по крайней мере сегодня вечером – он меня боится.

Я переключилась на Махтаб, которая напряженно слушала мой разговор.

– Ты уверена, что хочешь вернуться в Америку? – спросила я ее. – Ведь тогда ты больше никогда не увидишь папу.

– Да, – ответила она. – Хочу. Я хочу уехать в Америку.

Меня вновь поразила степень ее зрелости. А прозвучавшая в ее голосе решимость усилила мою собственную. Пути назад не было.

Следующие несколько часов мы взволнованно говорили об Америке, предаваясь воспоминаниям. Как же мы соскучились по своей родине. Несколько раз нас прерывал Амаль, звонивший справиться, все ли у нас в порядке, и сообщить, правда весьма туманно, что дело двигается.

Последний звонок раздался в половине первого ночи.

– Сегодня я больше звонить не буду, – сказал он. – Вам надо как следует выспаться – впереди тяжелые испытания. Ложитесь, а утром поговорим.

Мы с Махтаб раздвинули продавленный диван и провели ночь в молитвах и ворочанье с боку на бок. Махтаб задремала, я же так и не сомкнула глаз; когда в комнату медленно вполз рассвет, позвонил Амаль и сказал, что сейчас придет.

Он появился около семи с доверху набитым рюкзачком, где были хлеб, овечий сыр, помидоры, огурцы, яйца и молоко. Он принес также книжки-раскраски и цветные карандаши для Махтаб и целлофановый пакет с моими вещами, которые я оставила у него во вторник. Кроме того, он вручил мне дорогую наплечную кожаную сумку – прощальный подарок.

– Я работал всю ночь, вел переговоры с разными людьми, – сказал он. – План таков: вы бежите в Турцию.

В Турцию! Я испугалась. Перелет до Бандар-Аббаса, а оттуда – на катере через Персидский залив, перелет до Захедана и нелегальная переправа через границу с Пакистаном, перелет до Токио по чужому паспорту – вот каковы были наши рабочие варианты. Турция всегда была наименее предпочтительным. Амаль говорил мне, что побег через Турцию требует не только колоссальных физических сил, но и чрезвычайно опасен из-за людей, к которым придется обращаться.

– Теперь, когда вас хватились, аэропорт исключается, – объяснил он. – Уедете из Тегерана на машине. Путь до турецкой границы хоть и долгий, но все же кратчайший.

Он пытался договориться с человеком, который бы довез нас до Тебриза – город в северо-западной части Ирана, – а оттуда на запад, где нас переправят через границу в карете «Скорой помощи» Красного Креста.

– Они запросили тридцать тысяч американских долларов, – сказал Амаль. – Слишком дорого. Я пытался сбить цену. Мы сговорились на пятнадцати, но и эта сумма чересчур велика.

– Соглашайтесь.

Я не знала, сколько денег осталось на наших банковских счетах, но это не имело значения. Где-нибудь, как-нибудь я сумею достать деньги.

Амаль помотал головой.

– Слишком дорого, – повторил он.

Только сейчас до меня дошло, что речь идет о деньгах Амаля, а не о моих. Он должен был выплатить их вперед, без каких-либо гарантий, что я доберусь до Америки и верну долг.

– Я попробую поторговаться, – сказал он. – Сегодня у меня много дел. Если что-нибудь понадобится, звоните на работу.

Этот тяжелый день мы с Махтаб провели, сидя рядом, за разговорами и молитвами. Время от времени она бралась за раскраски, но не могла сосредоточиться. Я ходила взад-вперед по вытертым персидским коврам – адреналин не давал мне присесть, меня наполняли одновременно радостное возбуждение и мучительные страхи. Не эгоистично ли я поступаю? Не рискую ли жизнью своей дочери? Пусть здесь плохо, но все же не лучше ли ей расти в этой стране – со мной или без меня, – чем не вырасти вообще?