Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Где-то в потайных резервах своего организма Махтаб нашла силы. Она утерла слезы – к ней вернулось мужество. Она согласилась выполнить требование Мосейна, но при одном условии:

– Я хочу в туалет, – сказала она.

На горе, в потемках, среди незнакомых мужчин, под завывания зимней бури Махтаб оправилась.

– Махтаб, – обратилась я к ней. – Мне очень жаль, что все сложилось именно так. Я не предполагала, что будет настолько трудно. Не знаю, выдержишь ли ты. И выдержу ли я.

Несмотря на усталость и голод, на спазматическую дрожь и мороз, Махтаб проявила железную волю.

– Я выдержу, – решительно сказала она. – Я сильная. Я все вытерплю ради того, чтобы попасть в Америку. – Затем добавила: – В том, что случилось, виноват папа, и я его за это ненавижу.

Она позволила незнакомому человеку усадить ее рядом с собой на свежую лошадь. Я с помощью Мосейна села на другую, и новый проводник взял ее под уздцы. Остальные пошли пешком, держа двух лошадей про запас. Я оглянулась назад, чтобы посмотреть, как там Махтаб. Я слышала поступь ее лошади, но не видела ни лошадь, ни наездницу.

Будь сильной, малышка, мысленно призывала я ее – и себя. Какая нескончаемая, кошмарная ночь! Крутизна гор становилась почти отвесной. В гору, под гору. Когда же мы доберемся до границы? Или уже добрались?

Я окликнула своего проводника.

– Турция? Турция? – шепотом спросила я, указывая на землю.

– Иран, Иран, – был ответ.

Нам предстоял подъем, слишком крутой для лошади с грузом. Мосейн велел нам спешиться и карабкаться наверх по льду. Я спрыгнула на землю. Я настолько ослабла, что с трудом устояла на ногах. Зацепившись башмаками за длинные юбки, я поскользнулась на льду. Меня быстро подхватил один из мужчин, не дав мне упасть. Он помог мне обрести равновесие. Затем, поддерживая под руку, повел наверх. Позади другой человек усадил себе на плечи Махтаб. Я напрягалась из последних сил, но все же задерживала всех – поскальзывалась, спотыкалась, без конца путалась в юбках.

Когда мы наконец достигли вершины, в моем изможденном мозгу пронеслась мысль: раз мы преодолели самую что ни на есть крутую гору, значит, возможно, здесь и граница.

– Турция? Турция? – спросила я поддерживавшего меня под руку человека.

– Иран, Иран, – ответил тот.

Мы сели верхом, чтобы начать спуск. Однако вскоре увязли в высоких сугробах. Передние ноги моей лошади подкосились, и я забороздила сапогами по снегу. Проводник тыкал ее в ребра, тянул и толкал до тех пор, пока мужественное животное вновь не встало на ноги, чтобы продолжать путь.

Уже у подножия горы мы увидели ущелье – огромной, зияющей дырой между горами лежало плато.

Мой проводник вплотную приблизился ко мне, чтобы я могла его видеть, и прижал палец к губам. Я затаила дыхание.

Несколько минут все стояли в молчании. В горах мы были скрыты от посторонних глаз. Но раскинувшееся впереди заснеженное плато подсвечивалось мерцающими звездами. Наши тени будут отчетливо прорисовываться на фоне этой гладкой белой простыни.

Проводник вновь сделал мне знак молчать.

Наконец один из людей осторожно двинулся вперед. Когда он ступил на плато, я увидела его едва различимый серый силуэт. Затем он пропал из виду.

Спустя несколько минут он вернулся и что-то шепнул Мосейну, тот в свою очередь – моему проводнику. Потом едва слышно он обратился ко мне.

– Мы должны переправить вас по очереди, – сказал он на фарси. – Тропа, огибающая ущелье, слишком узка и опасна. Сначала мы переведем вас, потом перенесем ребенка.

Мосейн не оставлял мне выбора. Он двинулся вперед. Мой проводник потянул лошадь за уздечку, беззвучно и быстро ступая по следам Мосейна и уводя меня прочь от Махтаб. Я молила Бога, чтобы она не заметила моего отсутствия.