Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Все эти семейные связи требовали уважения, но власть аги Хакима над Махмуди обусловливалась главным образом тем, что он был «человеком в тюрбане» – имамом Ниаваранской мечети, расположенной неподалеку от дворца шаха. Он также преподавал в Тегеранском теологическом университете. Был известным автором трудов по исламу и переводчиком с арабского на фарси многих дидактических книг Тагати Хакима, их с Махмуди деда. Во время революционного восстания он с успехом возглавил захват дворца шаха, и благодаря этому подвигу его фото было помещено в журнале «Ньюсуик». Что же касается ханум Хаким, то она носила гордое имя Бебе Хаджи – «женщина, побывавшая в Мекке».

Махмуди не посмел отклонить приглашение Хакимов.

– Ты должна надеть черную чадру, – сказал он мне. – Иначе ты не можешь появиться в их доме.

Они жили в Ниаваране, элегантном районе на севере Тегерана, в современном, просторном доме, правда, почти без мебели. Я была рада возможности получить новые впечатления, но раздосадована строгостями в одежде; кроме того, я приготовилась к скучному вечеру в обществе еще одного «человека в тюрбане».

Ага Хаким оказался стройным мужчиной, на пару дюймов выше Махмуди, его лицо обрамляла густая борода с проседью, а с губ не сходила обаятельная улыбка. Он был с ног до головы в черном, включая тюрбан. В данном случае цвет одежды имеет принципиальное значение. Большинство «людей в тюрбанах» носят белое. Черный тюрбан аги Хакима указывал на то, что он прямой потомок Мохаммеда.

К моему удивлению, когда он со мной заговорил, то, невзирая на священный сан, смотрел мне прямо в глаза.

– Зачем вы надели чадру?

Махмуди перевел вопрос.

– Я думала, это сообразно случаю.

Вероятно, Махмуди был смущен последующим замечанием аги Хакима, но тем не менее перевел его:

– Вам в ней неудобно. К тому же чадра не имеет отношения к исламу. Это персидский вид одежды. В моем доме носить чадру необязательно. Он мне понравился.

Ага Хаким расспросил меня о родных, оставшихся в Америке, – до сих пор никто из иранцев этим не интересовался. Я рассказала, что мой отец умирает от рака и у меня за него ужасно болит душа, а кроме того, я очень волнуюсь за мать и сыновей.

Он сочувственно кивнул. Он понимал значение кровных уз.

* * *

Махмуди приготовил для Махтаб сюрприз, который и преподнес ей со свойственной ему бесцеремонностью. Однажды утром он вдруг заявил:

– Ну, Махтаб, сегодня мы идем в школу.

Мы обе разразились слезами – ведь больше всего на свете мы боялись разлучиться даже на минуту.

– Не отправляй ее в школу! – просила я.

Но Махмуди был неумолим. Он утверждал, что Махтаб должна постепенно приспосабливаться к новой обстановке, и школа – необходимый первоначальный этап. Махтаб уже достаточно хорошо овладела фарси для того, чтобы общаться с другими детьми. Так что настала пора учиться.

Махмуди надоело дожидаться места в частной подготовительной школе, которую мы посетили. Его племянница Фери, работавшая учительницей, записала Махтаб в подготовительный класс государственной школы. Это далось не без труда, сказал Махмуди, и исключительно благодаря связям Фери.

– Пожалуйста, позволь мне тоже ее проводить, – попросила я, и он смилостивился.

Потеплее одевшись, так как с северных гор дул порывистый осенний ветер, мы прошли несколько кварталов от дома Маммаля до оживленной улицы Шариати, где Махмуди поймал оранжевое такси. С трудом в него втиснувшись, так как там уже сидело с полдюжины иранцев, мы доехали до места назначения, что заняло около десяти минут.