Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

– Завтра ты все равно туда пойдешь, – приказал он. – И останешься там одна. Реветь больше не смей.

Весь остаток дня, как только мы с Махтаб оставались одни, я пыталась ее уговорить.

– Ты должна это сделать. Будь сильной. Будь большой девочкой. Ты ведь знаешь, Господь тебя не оставит.

– Я молила Господа, чтобы он избавил меня от этой школы, – плакала Махтаб. – Но он меня не услышал.

– Может быть, и услышал, – напомнила я наш прежний разговор. – Может быть, Он нарочно тебя туда посылает. Никогда не думай, что ты одинока, Махтаб. Господь всегда с тобой. Он о тебе позаботится. Не забывай, что, когда тебе по-настоящему страшно и одиноко и ты не понимаешь, что происходит, ты просто должна молиться. Кто бы что ни говорил, молись. И все образуется.

Несмотря на мой совет, на следующее утро Махтаб проснулась в страхе и слезах. У меня разрывалось сердце, когда Махмуди грубо схватил ее за руку и поволок в школу, велев мне оставаться дома. Ее отчаянные рыдания долго отдавались у меня в ушах. В ожидании Махмуди я нервно ходила из угла в угол, стараясь сглотнуть стоявший в горле комок.

Когда он вернулся, Ассий встретила его у лестницы и сказала, что снова позвонили из школы с просьбой забрать Махтаб. С ней никак не могут сладить. Ее плач будоражит всю школу.

– Я ее приведу, – злобно бросил он мне. – И выпорю так, что в следующий раз она там останется.

– Пожалуйста, не бей ее, – крикнула я ему вслед. – Я с ней поговорю.

Бить ее Махмуди не стал. Когда он вернулся, его гнев был направлен скорее на меня, чем на Махтаб, – дело в том, что директриса выдвинула требование, на которое Махмуди не желал соглашаться.

– Они хотят, чтобы ты приходила в школу вместе с ней, – сказал он, – и ждала в канцелярии, пока Махтаб будет на уроках. По крайней мере несколько дней. Они примут ее только на этом условии.

Что-то начинается! – сказала я себе. Я была расстроена и огорчена тем, что Махмуди отправил Махтаб в иранскую школу, но благодаря этому у меня неожиданно появилась возможность регулярно отлучаться из дома.

Махмуди с опаской относился к этой затее, но альтернативы не видел. Он выдвинул строгие ограничения.

– Чтобы носу не высовывала из канцелярии до тех пор, пока я за вами не приду, – предупредил он. – И чтобы не прикасалась к телефону.

– Хорошо, – пообещала я, зная, что это тараф.

На следующее утро мы втроем отправились в школу на такси. Махтаб нервничала явно меньше, чем два предыдущих дня.

– Мама будет здесь, – сказал ей Махмуди, указав на стул в коридоре у дверей в канцелярию. – Она никуда не уйдет до окончания всех уроков.

Махтаб кивнула и позволила воспитательнице отвести ее в класс. На полпути она остановилась и оглянулась. Убедившись, что я на месте, она пошла дальше.

– Не уходи отсюда до моего прихода, – повторил Махмуди.

Время тянулось мучительно медленно. Я не захватила с собой ничего, чем бы могла заняться. Ученицы разбрелись по классам, и коридоры опустели; вскоре до меня донеслись звуки первого упражнения, с которого начиналось утро в каждом классе.

«Мааг барг Амрика! Мааг барг Амрика! Мааг барг Амрика!» И здесь было то же самое: официальная политика Исламской Республики Иран – «Смерть Америке!» – вдалбливалась в незрелые умы этих девочек, в том числе и моей невинной дочери.