Интрижка - Кристен Эшли

— В сарае, — ответила я.

Он взял меня за руку и, открыв дверь, завел нас в сарай. В расстегнутых джинсах таща меня за собой.

Затем поделился со мной интимным моментом, выбросив использованный презерватив в мусорное ведро.

В этом моменте было нечто значимое, нечто могущественное. Сдвиг в наших отношениях, когда завеса опущена, и речь больше не идет о том, чтобы хранить важные секреты, пока вы не убедитесь, что ими можно безопасно делиться, или просто узнать друг друга немного лучше.

Речь идет о том, чтобы вписаться в жизнь друг друга.

Он поправил джинсы и ремень, затем оглядел сарай.

— Иисусе, — пробормотал он.

Я проследила за его взглядом.

Упряжь крепилась на двух противоположных стенах таким образом, чтобы все выглядело не только организованно и упорядочено, но и привлекательно. На узком пространстве под ними был расстелен чистый овальный плетеный коврик. В двух задних углах, по диагонали, располагались два кресла. Выцветшее ситцевое, которое я приобрела на дворовой распродаже за два доллара. И потрясающее клубное кресло из кожи и красного дерева, которое я купила на аукционе недвижимости за двадцать пять долларов. Жестяной светильник, ветхий и потрясающий, являл собой предмет антиквариата, и стоил мне пятьдесят долларов в антикварном магазине, а также вечер «маргариты» плюс мой гуакамоле для подруги электрика, чтобы его перемонтировать.

На задней стене висели четыре фотографии, по две с каждой стороны большого окна, и я заплатила небольшое состояние, чтобы оформить их в одинаковые рамки.

Они заключали в себя матовые снимки, сделанные на дешевый одноразовый фотоаппарат, купленный в аптеке, с того дня, когда мама водила нас с Адди в государственный парк, где мы катались на лошадях. На одной фотографии мама с Адди. На другой — я с мамой. И на двух — мы втроем стояли перед лошадью, улыбались, дурачились и выглядели счастливыми.

— Так и думал, что сарай у тебя будет лучше, чем гостиная у большинства людей, — пробормотал Джонни.

Я перевела взгляд с комнаты на него.

— Джонни.

Он посмотрел на меня и твердо сказал:

— Ладно, — затем схватил меня за руку и потащил к кожаному клубному креслу.

Он сел в него.

Потом усадил меня, то есть усадил к себе на колени.

— Догнал ее и своего пса, — начал он без предисловий.

Я сидела у него на коленях и, не уверенная, хочу ли это слышать… не уверенная ни в чем… слушала.

— Так как я хотел вернуть свою собаку, то сказал Шандре, что нам нужно найти уединенное место для разговора. Она хотела поехать на мельницу. Я согласился, потому что так смог бы впустить Рейнджера в его новый дом, когда мы закончим, и не хотел тянуть кота за хвост, споря по поводу места, где мы будем вести разговор. Она последовала за мной на своей машине. По дороге туда я позвонил тебе. — Выражение его лица стало раздраженным. — Ты не ответила.

— Эм… — пробормотала я.

— Излишне говорить, что, приехав на место и сказав ей, что хочу вернуть свою собаку, все прошло не очень хорошо. Я сказал ей, что нас не вернуть, что сделано, то сделано, но, видимо, она не поняла. Я сказал, что хочу, чтобы она вернула Рейнджера, и это она поняла. Она расстроилась, и я не мог просто сказать ей уйти, но оставить мне собаку. Я нашел время позвонить и написать тебе, когда она была расстроена. Но опять же, ты не ответила.

— Ох…