Чтобы не толпиться в проходе, ждём, когда передние ряды потянутся к гардеробу. Передаю Гордеевой шариковую ручку, которая, похоже, начала плавиться от силы сжатия моих пальцев. Лиля убирает её в сумку, затем приглаживает свои волосы, поправляет блузку. И только потом решается посмотреть мне в глаза.

— Гордеева, Гордеева… — мотаю головой, вздыхая.

— Что?

Привыкание ты у меня вызываешь, вот что.

— Ни-че-го, — произношу по слогам одновременно с проскользнувшей в голове вышеупомянутой мыслью. — Пойдем? — резко встаю с места и подаю Лиле руку.

Покидаем литературный клуб, наполненный духотой зрительских эмоций и повисшими в воздухе словами о несчастной любви, которыми с нами любезно поделилась Агнесса Мирская.

Улица встречает нас ранней темнотой, перемешанной жёлтым светом уличных фонарей, вечерними заморозками и выпавшим тонким прозрачным слоем первым снегом. Ничего не поделаешь, начало ноября.

— Шапка есть? — слежу за тем, как Лиля застёгивает куртку и обматывает шею шарфом в крупную вязку.

— В сумке лежит.

— Ты прям как школьница: под пристальным взглядом мамы шапку надела, а как завернула за угол, сразу сняла, так? — усмехаюсь.

— У меня шапка дурацкая.

— Надевай, не хватало ещё, чтобы ты свои уши отморозила.

— Чего тогда свои морозишь?

— А мне поздняк метаться. Ты думаешь, почему они у меня оттопыренные? Потому что маму не слушал, без шапки в детстве ходил.

Лиля закатывает глаза, нехотя достаёт из сумки шапку, надевает:

— Мамочка теперь довольна? — язвительно прищуривается.

Засматриваюсь Гордеевой в этой милой шапочке, даже не скрывая улыбку.

— Довольна, — выдаю ответ, приближаюсь к её лицу: — Знаешь, что сказать хотел? — выдерживаю паузу.

— Что? — язвительность в её глазах сменяется растерянностью.

— Туши свет, — одним внезапным движением натягиваю шапку ей до носа.

— Артём! — а вот тут уже недовольство. Теряясь в пространстве, толкает меня в грудь. Возвращает шапку на место, поправляя пальцами спереди отворот.

А мне весело. В том числе и от того, как на нас смотрят её друзья. Кто-то с улыбкой, кто-то с интересом, а кто-то с плохо скрываемой завистью.

— Какие планы на вечер?

— С ребятами хотели в какой-нибудь кафешке посидеть, — оглядывается в сторону расписанных граффити гаражей, где устроили перекур Илья, Юра, Костик, Маша и проснувшаяся Карина. — Пошли с нами? — застенчиво топчется на месте, убирая руки в карманы.

— Не, спасибо за приглашение. Меня ждёт куча необработанных съёмок. Но если надо будет отвезти тебя домой после ваших посиделок, звони, я поработаю твоим личным таксистом. Но только твоим, — поправляю Гордеевой шарф, до меня и так идеально лежащий. — Тариф «Комфорт плюс».

— А что входит в ваш тариф? — склонив голову набок, бросает на меня кокетливый взгляд. А вдвойне кокетливым он становится ещё и потому, что на Лилины ресницы приземляются снежинки.

— Комфортабельный салон. Красивый, не задающий лишних вопросов молчаливый водитель. И как бонус: жаркий поцелуй у подъезда.

— Отлично. Мне подходит, — вынимает руку из кармана и осторожно касается подушечками своих горячих пальцев моих холодных.

Наш тактильный контакт, прошибающий приятным током, по ощущениям такой же нереальный, каким был невесомый поцелуй на последнем ряду литературного клуба. Только сейчас мы целуемся не губами, а руками. И наши шалости снова никто не видит, так как обзор для лишних глаз закрыт Лилиной спиной.

— Лиль, ну ты идёшь? — доносится до нас немного раздраженный голос Маши.

Гордеева вздрагивает, а вот её рука цепенеет.

— Я вам позвоню, товарищ личный таксист, — тихо произносит, облизывая губы. А я в качестве «поцелуя на прощание» сжимаю её ладонь.

Лиля направляется в сторону гаражей, где её заждались друзья. Оборачивается через пару метров:

— А я ведь точно позвоню.

— Я буду ждать, — подмигиваю.