В этот момент я почувствовала, как его большой палец начал медленно двигаться вперед-назад прямо над моим коленом.

Глава 8

Мак

Какого хрена ты делаешь? рявкнул на меня внутренний голос. Прекрати трогать ее!

Но я оставил руку на месте, наслаждаясь ощущением колена Фрэнни, прижатого к моему бедру, представляя, что было бы, если бы моя рука оказалась под одеялом.

Я знал, что это неправильно. Я знал, что, скорее всего, попаду в ад за нечистые мысли о няне. Я знал, что меня точно уволят, если Сойер увидит, как я лапаю его дочь, но я оставил все как есть.

В конце концов, я ведь не лапал ее, правда? Это было легкое касание. Невинное. Поверх одеяла. На открытом месте. Она, наверное, даже не заметила. Она даже не смотрела на меня.

И мне было так приятно сидеть рядом с ней. Прикасаться к ней. Чтобы она была в комнате зимним вечером — еще один взрослый, с кем я мог поговорить, кто понимал. Может быть, она не могла полностью понять, каково это — быть родителем-одиночкой, но не было похоже, что она не боролась. Она знала, каково это — бояться, что ты не справляешься, переживать, что ты испортил единственный шанс на жизнь, который тебе дали. Как и я, когда меня отправили на службу, она была вынуждена задуматься о собственной смерти, а ведь она была еще ребенком.

Мое нутро сжалось, когда я представил, каково это было для нее и ее родителей. Фрэнни ценила жизнь. Она ценила такие мелочи, как хорошая еда, доброта и катание на санях зимой. Она была милой, красивой и щедрой — более чем достойной той жизни, которую ей подарили. Я хотел бы сказать ей это. Я хотела бы, чтобы она не была дочерью моего босса. Мне бы хотелось, чтобы в комнате не было моих детей. Я хотел бы разделить с ней не только это одеяло, этот диван и этот снежный вечер, но и нечто большее. На много больше. Чертовски много.

Но я был так близко к ней, как только мог.

* * *

К тому времени, когда фильм закончился, Уинни уснула. Я отнес ее наверх, успел снять с нее одежду, надеть пижаму и разбудить настолько, чтобы она смогла сходить в ванную и почистить зубы. Через несколько минут Милли и Фелисити поднялись по лестнице, чтобы надеть свои пижамы, споря о том, в чьей комнате будет спать Фрэнни. Уложив Уинни в постель и поцеловав ее на ночь, я пошел в ванную, где они продолжали препираться, пока чистили зубы, зубная паста и слюна летели повсюду. — У меня есть двухъярусная кровать, — сказала Милли. Так ей не придется спать с одной из нас.

Но моя кровать достаточно большая для двоих, — возразила Фелисити. — Она двуспальная. — На самом деле она чуть больше односпальной и недостаточно большая для тебя и взрослого, — сказал я ей.

— Кровать Милли имеет больше смысла с точки зрения пространства.

На самом деле, с точки зрения пространства самым разумным было предложить ей другую сторону моей двуспальной кровати. И если бы она перебралась на мою сторону, я бы ни капельки не жаловался.

— Привет, — прошептала Фрэнни позади меня из коридора.

Я обернулся и почувствовал, что мое лицо стало горячим, как будто она могла догадаться, о чем я думаю.

— Привет, — тихо сказал я. — Я просто собираюсь положить несколько чистых простыней для тебя на нижний ярус Милли. Может быть, она одолжит тебе что-нибудь для сна.

Она была такой миниатюрной, что я подумал, что одежда Милли может подойти, хотя у нее было гораздо больше изгибов.

Фрэнни улыбнулась. — Ах, думаю, ее вещи будут слишком малы для меня.

— Да. Ну и дела, папа. Ты думаешь, она ребенок? Позади меня тон Милли отражал закатывание глаз.

Я нахмурился, глядя через плечо на своего первенца, затем повернулся обратно к Фрэнни. — Я принесу тебе футболку. Ты не против?

Она кивнула. — Отлично. И правда, не надо никаких проблем с кроватью. Я могу спать на диване под одеялом.

— Тебе будет удобно?

— Абсолютно, — заверила она меня.