Друг моего мужа - Дана Блэк

- А что так? - сдуваю волосы со лба, смотрю ему за спину на растерянного Вову и напоминаю. - Ты меня на работу, кажется, к себе взять хотел? Я подумала и согласна.

- Если бы ты одна на свете осталась, а у меня бизнес загибался, - его руки ощупывают мои бедра, лезут в карман моих брюк. - То я бы и тогда на работу тебя не взял, - он достает ключи и пикает сигнализацией. Распахивает дверь. - Не появляйся здесь больше. Вали, я сказал.

- Почему? - слежу, как от тяжелого дыхания поднимается его грудная клетка и понимаю, что он тоже самое подумал, про нашу прошлую жизнь, ему напомнили, и ему, оказывается, тяжелее, чем мне. - Что не так, Илья? Ты отсосать тебе за документы предлагал, что тебя так взволновало? Вова?

Он смотрит на меня несколько секунд. Хватает за воротник пиджака и швыряет в машину.

- Никогда, - он наклоняется и рывком поднимает меня в кресле. - Я просто понял, Ира, - его голосу возвращается спокойствие. - Что я лучше куклу надувную трахать буду, чем тебя. Меня воротит от тебя. Пошла вон отсюда.

Он хлопает дверью.

У меня в глазах закипают слезы. Судорожно открываю окно и выплевываю ему вслед:

- Ты моего отца убил, Илья. Только попробуй навредить еще и моему мужу. И тогда, я не шучу, я убью тебя.

Глава 32

ИЛЬЯ

- Бутылку водки, - говорю продавцу и кидаю на прилавок купюру.

Женщина в синем переднике, с выженными вьющимися волосами и боевой раскраской на лице ставит передо мной бутылку, отсчитывает сдачу.

Ладонью разрезаю воздух, отмахиваясь, забираю водку и выхожу из магазина.

На улице жара, тополиный пух, пятница и скоро вечер, и значит, город до утра не уснет. Но здесь, на кладбище, безлюдно и тихо, еле слышно от ветра шумит листва, щебечут птицы.

Шагаю к воротам, на ходу скручиваю крышку с бутылки и прикладываюсь к горлышку. Горло обжигает горечь, огонь несется по пищеводу и согревает желудок, делаю еще один глоток паленого пойла и толкаю калитку.

Иду между могил, смотрю на памятники, пью водку. Полгода здесь не был, на похоронах мать Иры закатила истерику, билась в припадке, тыкала в меня пальцем и на все кладбище орала, что я убийца.

Этой женщине не объяснить, что будь я убийцей - я бы в тюрьме сидел, а не на свободе гулял, это трагичная случайность, я не виноват.

Или виноват.

Ведь все вышло так, как говорил ее отец, нельзя идти против родителей, против судьбы, мы с Ирой не две половины целого, наш союз всех на горе обрек.

Останавливаюсь возле черной ограды, она блестит на солнце. Свежевыкрашенная. Памятника нет, простой крест с фотографией, со снимка на меня смотрит ее отец.

И такие у него глаза.

Давлю в себе желание поздороваться, ведь он меня не слышит все равно, в загробную жизнь никогда не верил, но на кладбище сама атмосфера поднимает изнутри какие-то нелепые чувства.

- Сегодня видел твою дочь, - говорю вслух и перешагиваю через железную цепочку, отряхиваю лавку от засохших лепестков и сажусь. Глотаю водку. - Она сказала, что убьет меня.

Молчу, смотрю на цветы. Настоящие, не пластмассовые, тянутся к небу.

Они часто здесь бывают, ухаживают за мужем и отцом, вспоминают меня, быть может, во всем винят. И никому в голову не приходит, что Ира та еще стерва, можно ли уравнивать случайную смерть и предательство?

Я считаю, что нет.

Предательство гораздо хуже.

- Вместе с тобой и любовь умерла, ты был прав, - говорю фотографии, пью водку. - И что сильное чувство не потухнет, оно лишь переродиться - я на своей шкуре испытал, Денис, - говорю ему. - Я ненавижу твою дочь, представляешь? Я из нее душу вытрясу. И что ты мне сделаешь? Восстанешь, чтобы наказать меня? А ведь это просто расплата.

Делаю глоток. И давлюсь, когда меня чем-то бьют сзади по голове. Машинально завожу руку наверх и поднимаюсь, оглядываюсь. И мрачно усмехаюсь.