Ари - Елена Филон

– Мистер Холт, – детектив был предельно спокоен, – я не выдвигаю против мистера Страйкса каких-либо обвинений. Анонимное письмо может быть уткой, хотя кому-то ведь понадобилось его писать и явно не без оснований. Мы с офицером Бишеп приехали в Спрингфилд лишь для того, чтобы убедиться в безопасности вашей дочери и сообщить, что ей предстоит явиться в участок на допрос. С нами, или без нас…

– Без вас, – отрезал Ари и поднялся на ноги. – Завтра. Я и Аритея явимся в участок, а сейчас, попрошу вас проявить уважение к этой семье и покинуть дом.

Трей взглянул на Ари с уважением.

На тяжёлом выдохе детектив Парк поднялся с дивана и взглянул на меня. Долго смотрел, даже слишком… Пристально, будто изучая.

– Мисс Холт…

– До завтра, детектив Парк, – я тоже поднялась на ноги. – Здесь я в безопасности. И вообще не вижу повода для беспокойства.

– Если бы повода для беспокойства не было, мисс Холт, мы бы не приехали сюда, – Парк выглядел довольно искренне и убедительно. – Потому как, зная, как часто мистер Страйкс любит менять место жительства, мы не были уверены, что завтра обнаружим его в апартаментах, в которых он проживает на данный момент.

«Что ты делаешь рядом с этим парнем? Что между вами вообще может быть общего? Вы же с разных полюсов. И хотите, чтобы я поверил в любовь за два дня?», – вот что было написано в глазах детектива, но он лишь мягко улыбнулся мне и вместе с офицером Бишеп покинул дом.

Трей, с самым подавленным видом на свете, заявил, что на сегодня все разговоры отменяются и велел отправляться спать. И если хоть кто-нибудь ещё посмеет заикнуться о какой-нибудь безумной анонимке, покушении, или непрошеных офицерах, он выставит этого человека вон.

Ари отправили в комнату для гостей. В ней было довольно сыро и не обжито, – у Холтов редко кто останавливается на ночь. Я сама постелила свежие простыни и показала, где ванная комната. И тут мистер Телохранитель заявил, что будет ночевать в машине. Шёпотом, в коридоре, подальше от двери спальной Трея и Саманты. Но после моих многочисленных аргументов, что никто из Холтов не поймет, почему мой парень ночует в машине, Ари, скрипя зубами, вернулся в комнату для гостей и захлопнул дверь перед моим носом.

– И тебе спокойной ночи, – буркнула и поплелась к себе.

Никогда не любила свою комнату. Как и весь этого город.

Слишком много болезненных воспоминаний хранят эти стены, эти синие обои в цветочный орнамент… Мои школьные тетради, несколько фоторамок на столе (везде я с Холтами – у меня не было друзей), вещи в шкафу, которые я не стала брать с собой, и целая стена картин: от пола до потолка. Обычных холстов без обрамлений. И каждая выглядит так, точно её рисовал человек с сильнейшим расстройством психики… Одинокий. Апатичный. Пустой.

Последний раз я брала в руки кисть за две недели до отъезда в Филадельфию. Это был портрет Норы. Не то что бы я хотела её нарисовать – это было одним из условий, для того, чтобы она взяла меня с собой. Понятия не имею, куда она его сбагрила – портрет. А потом я выбросила все инструменты и краски и покончила с этим делом.

Да. Теперь я парикмахер.

Уснуть не удавалось. В потолке скоро будет дыра. Битый час лежу на спине, на своей старой кровати и не могу сомкнуть глаз. Не получается.

Думаю обо всём. Обо всём, во что влипла. О том, что надо от меня этому миру.

В соседней комнате что-то стукнуло, и я тут же поднялась с кровати. Сперва подумала, что Саманте стало плохо, но вовремя сообразила, что их с Треем комната дальше по коридору, и шум был произведён в комнате для гостей – через стену от меня.

Ари не спит?

Ну нет. В ночной сорочке я к нему не пойду. Да и зачем? Смотреть на него, вспоминать о поцелуях и краснеть?

Перевернулась на бок и накрыла голову подушкой.

И снова стук. Три раза. Словно… Отшвырнула от себя подушку и села в кровати. И что это с сердцем такое? Почему так бьётся?