Дикарь - Надежда Мельникова

Смотрю в его чёрные глаза и не могу понять, что с моим телом. Таращусь. Не веря тому, что происходит. Чувственная дымка затягивает мой разум и не даёт думать.

Судорожно свожу бёдра снова и снова, но не могу остановить пульсацию.

Одуреть. Как же хорошо.

Я же считала себя какой-то не такой. Но его руки на моём теле, язык и губы на моей груди. Властные пальцы, сдавливание и контроль… Краска заливает лицо, и я понимаю, что не принадлежу себе. Я как глина, из которой он лепит.

Дикарь отпускает. И начинает возиться с ремнём, расстёгивая брюки. В темноте его глаз бьётся нечто звериное. Он хочет самку. Он желает получить меня. И я, кажется, не против. Вот прямо сейчас я разомлевшая и тупая как пробка.

Но во дворе скрипит калитка, поскуливает от радости собака. И становится понятно, что откуда-то вернулась Степановна.

Искривлённое желанием лицо дикаря приобретает оттенки злости.

— Уезжай, чужачка, ты только доводишь меня. Проваливай!

И уходит сам. Отлично. Я ещё и виновата.

Глава 15

Глава 15

Не торопясь подхожу к окну, отодвигаю шторку. Никак не могу прийти в себя. Не думая о правильности и рациональности своих поступков, слежу за ним. Странно, но он никуда не ушёл.

Я всё ещё вижу его. Михайлов набросил дубленку и, не застегнув её, разбирает дрова под навесом. И, будто почувствовав мой взгляд, оборачивается, замирая с топором. От тёмных мужских глаз всё внутри переворачивается и дрожит. Я хочу отвернуться. Но не могу с собой справиться. Лучше бы он исчез. Лучше бы уехал. Не могу унять сердцебиение.

Безумие какое-то. Сглатываю подступивший к горлу ком. Сама себя не понимаю. Ведь он ужасен, он груб…

— Зачастил ко мне Данила, — хохочет Степановна, отвлекая меня.

Она снова возится на кухне.

— Так помогает вам. Вы пожилая. Это правильно, — едва отдираю язык от нёба, с трудом собираю слова в предложения.

Щёки пылают, голова шальная. Сейчас Степановна поймет, что он со мной сделал. И осудит. Высмеет. Расскажет остальным, как тут у них принято.

Но хозяйка вдруг останавливается. И, всплеснув руками, начинает причитать:

— Забыла. Как же так? Ведь специально за этим ходила и забыла Ивановне отдать деньги за комбикорм. Теперь бежать через всю деревню. Правильно говорят, что у дураков ноги страдают. Но ничего не попишешь, до пенсии она не дотянет.

И начинает одеваться. Суёт ноги в валенки, набрасывает тулуп.

Смотрю на неё с ужасом. Но в то же время сердце ускоряет бег. Оно не моё, оно как будто само по себе.

С одной стороны, она сейчас уйдёт. И мы останемся наедине. А с другой…

Он же хотел, чтобы я уехала! Значит, не желает меня видеть. Только зачем тогда так отчаянно рубит дрова? Почему не ушёл? Все так запутано!

Он вполне мог порубить их потом.

Степановна тем временем бежит через двор, кутаясь в свой пуховый платок. Я снова липну к окну и вижу, как дикарь, кивнув хозяйке, опять смотрит в сторону дома.

Калитка закрывается, и Михайлов отшвыривает топор в снег. Решительно и жёстко!

Отлипаю от окна как ошпаренная. Мечусь по комнате. Не нахожу себе места. Думаю, куда бы спрятаться. Но потом понимаю, что это глупо. Данила же знает, что я всё ещё тут! Не могу же я испариться!

Он пытался меня прогнать, значит, сейчас вытащит за шкирку и оттянет к станции, а может вообще отвезёт в город. Точно! Он засунет меня в кузов грузовика и выкинет где-нибудь в лесу. Тогда я несомненно перестану его раздражать и маячить перед носом. Мужики успокоятся, и бабы тоже. Вся деревня выдохнет.

Машинально пытаюсь найти укрытие, но топот совсем близко. Он усиливается!

У меня сдают нервы. Захныкав, замираю посреди комнаты.

Слишком остро ощущаю его присутствие. Казалось бы, такая большая хата у Степановны, но сейчас она кажется тесной.