Цыганская невеста - Яна Лари

Без ключа вольер не отпереть, – криво усмехаюсь, опускаясь на ступеньки, под грузом навалившейся апатии, потому что уши закладывает от внутреннего крика. Надрывного, протяжного, слепящего такой острой нестерпимой болью, какой мне раньше не дано было представить. О существовании какой я даже не подозревала.

Физически я здесь: провожаю глазами падающие звёзды, краем уха слушая реплики Мадеева, набравшего Драгоша, чтобы, не стесняясь в выражениях, обрисовать ему подробности несостоявшегося адюльтера свидетелем которому он невольно стал. Но мысли мои как никогда далеко. Дальше ветреной ночи или тёмной фигурки сестры, жмущейся к плечу матерящего моё вероломство Жеки. Они перескакивают с кадра на кадр, не задерживаясь ни на чём конкретно, и я не пытаюсь за ними угнаться, заранее зная финальную точку этой взбесившейся карусели – почти осязаемое, почти настоящее тепло родных рук перед его отъездом. Последних наших объятий, если судить совсем уж откровенно, меня для Драгоша можно сказать не стало.

– Держись, друг, – резюмирует Жека под самый занавес своей обличительной речи. Выходит вроде вопроса или мольбы, не успеваю точно определить привлечённая резкой сменой его тона, а далее всё проясняется всего одним словом – Соболезную.

Фальшивая очерствелость настигает пару секунд спустя. Не навсегда правда, но мне в своем мирке удивительно ловко удаётся не думать о главном – потеря Драгоша двойная, значит и месиво в его груди страшнее вдвойне. Только потребность разделить с ним боль утраты, возможность утешить, подбодрить с "чуть позже" сменяется категорическим "никогда".

– Поднимайся, курава бида*, – цедит Жека, брезгливо шаркнув ногой по ступеньке рядом с моим задом. – К вечеру Драгош привезёт тело, а пока просил тебя запереть. И знаешь... хорошенько помолись. Потому что... – он сплевывает, не завершая мысли, после чего рывком за шкирку тянет меня вверх.

Под молчаливым конвоем иду в нашу с Драгошем спальню. Теперь уже бывшую. Оправдания царапают нёбо, но я молчу, не желая ни обелять себя, ни умолять о милосердии в виде позволения скрыться. Не важно, что теперь будет. Всё, что мне жизненно необходимо: дети, любимый человек – находится в нашем доме, и я теряю это прямо сейчас.

– Останься... – хриплю, прерываясь приступом едкого кашля. Дневная уборка с мытьём витражных окон и сквозняками в доме почившего не прошли бесследно. Перехватив презрительный взгляд Мадеева, спешно поясняю: – Останься с детьми, пока его нет. Ты, не Зара. Скажи им, что мама заболела. Пожалуйста.

Мазнув гадливым взглядом по моему лицу, он так же молча, выходит за дверь, оставляя за собой отчётливое сожаление, что нельзя собственноручно растащить кишки недостойной распутницы по комнате. Жека хороший друг и только поэтому выполнит эту последнюю просьбу.

Курава* – (цыг.) непристойная женщина, но с более оскорбительным оттенком. Отвергнутая табором за прелюбодеяние.

Бида* – (цыг.) имевшая половую связь.

Бонус. Часть 7

Зара

– А правда, что сегодня ты отвезешь нас в садик? – спрашивает Миро, выжидающе уставившись на Жеку, и убедившись в его занятости, вываливает полную ложку манной каши в нетронутую тарелку сестры. После чего, спохватившись, одаривает меня невиннейшим взглядом. Я улыбаюсь, делая вид, будто ничего не заметила.

– Правда-правда, – рассеянно отвечает муж, заплетая длинные волосы Мари в две тугие косы.

– Дашь порулить?

– Тебе ещё рано.

– А за конфету? – деловито прищуривается маленький делец и, расценив повисшее молчание за согласие, вдохновенно добавляет: – У меня их несколько, но ты выбери "Твикс"! Им всегда можно поделиться... например со мной.

Усмехнувшись себе под нос, перевожу взгляд на ловкие мужские пальцы, подхватывающие и переплетающие между собой чёрные пряди. Ежедневные тренировки на младшей сестре не прошли бесследно – Жека легко может дать фору любому парикмахеру.