Цыганская невеста - Яна Лари

Выйдя на крыльцо, я обвожу рассеянным взглядом присутствующих. Чуть дольше задерживаюсь на приёмной матери, нервно мнущей праздничный передник. Она стоит неподалёку, поэтому мне отлично видно с каким неодобрением воспринят свадебный наряд, ведь из-за спешки Нанэка не успела лично проконтролировать его покупку. Понадеялась на Дари, а та вдруг взяла да и поддержала мой бунтарский выбор.

Секунда, вторая, затем под вступительную дробь заигравшего марша, гости взрываются громкими криками на родном диалекте, так как в особо торжественные моменты привычная для нас русская речь частенько отходит на второй план.

– Те авен бахтале, зурале!*

– Те траин лэ тэрне жи анде-к шэл бэрш!*

Под звуки фанфар Драгомир медленно движется к украшенному искусственными цветами крыльцу, и с каждым его шагом я чувствую, как ужас всё туже стягивает мышцы, а воздух будто не доходит до лёгких.

– Те авес бахтали,* – произносит он спокойно глубоким голосом, протягивая нежный букет из белых фрезий, а взгляд его воровато скользит по моему лицу.

Согласно обычаю, нам нельзя смотреть друг на друга или проявлять какие-либо чувства, возбраняется даже вежливый разговор, тем не менее, Драгош почему-то решил пренебречь этим запретом, что выглядит вдвойне поразительно с оглядкой на строгие устои его семьи.

Молчание с момента начала свадьбы – знак моей покорности и порядочности. Да то ли в глубине души мне не хочется кому-либо покоряться, то ли порядочность поздновато разменивать, но я дерзко размыкаю губы, набирая в лёгкие немного лишнего воздуха. Лишнего – потому что он пропитан его духами: холодными, чуть горьковатыми. Запахом человека, который привык добиваться своего.

– Те авес и ту,* – шепчу после небольшой заминки, ругая про себя высокий рост жениха, что скрадывает солнечный свет, вынуждая сердце биться так же хаотично, как в нашу прошлую встречу, на рынке.

Широкая атласная лента, оплетающая стебли цветов, хранит тепло чужих пальцев, тревожа неотвязной мыслью, что всего через пару часов мне уже не удастся избежать их прикосновений. Всё предрешено. Каким бы жестоким ни был Драгош, каким бы ненавистным не представлялся, он мой единственный шанс отвести позор от близких. Угораздило же оказаться в ситуации, когда личный кошмар стал единственным союзником.

А не слишком ли я самонадеянна? Скорее он меня погубит.

Робко подняв глаза, я приглядываюсь к жениху – грозному, почти иллюзорному сквозь дымчатую завесу фаты и, подметив его усмешку, отчётливо чувствую, как рдеют мои щёки. К счастью затянувшееся молчание прерывается приближающимся галдёжом – к нам подходит семейство папиного брата с целью выразить свои поздравления. В течение часа мы вынуждены улыбаться многочисленной родне, отпивая после каждого тоста вместе с гостями.

Я и Драгомир пьём из одного бокала. Позолоченная кромка стекла обжигает жаром его губ, которые он будто нарочно задерживает дольше, чем требуется, чтобы сделать мелкий глоток. Поначалу мне стоит титанических усилий сдержаться и не протереть края салфеткой.

Можно только гадать каким скандалом обернулась бы подобная выходка, поэтому я благоразумно притворяюсь пьющей. Примерно на третий заход этот манёвр предсказуемо терпит фиаско, в результате чего недовольный взгляд жениха то и дело плавит мой профиль. Приходится переступить через "не могу" и пригубить-таки Кагор.

Определённо есть что-то нервирующее – в непрямом поцелуе через стекло, в вяжущем вкусе крепленого вина, в плотном кольце поздравляющих, что сжимается, попутно сближая и нас. Теперь мне начинает казаться, что Драгош находится намного ближе, чем то предписано правилами. Он по-прежнему стоит рядом, но уже касаясь локтём моего дрожащего плеча и не оставляя никаких шансов вдохнуть свободно. Приходится постоянно отодвигаться, лишь бы сохранить видимость дистанции.

Когда ж это всё закончится?!