Цыганская невеста - Яна Лари

Драгош меня пугает, теперь ещё больше, чем с утра, а вместе со страхом растёт и внутренний протест. Сильнее раздражает бремя предопределённости, давит на плечи стотонным грузом, щемит под левой грудью, и плакать вдруг хочется нестерпимо. Тошно становится от самой себя, от бессмысленности своей жизни, от слепой и глупой влюблённости, что принесла мне столько бед, от бессилия что-либо изменить. Обидно так скоро признать, что полёт надежд всегда имел какой-то предел – достаточно было взаимной любви и внутренней свободы, в то время как падать в своих глазах приходится бесконечно.

Несмотря на напряжение от присутствия рядом малознакомого парня в одночасье ставшего мне ближе любого врага или друга, до банкетного зала мы добираемся неожиданно быстро. К этому моменту свахи уже вовсю расхваливают моих приёмных родителей за то, что те воспитали порядочную дочь, и я не вижу, но кожей чувствую злую ухмылку Драгоша. Скотина.

Второй этап свадебной церемонии считается пройденным, мы стали близки не только духовно, но и физически.

К концу хвалебной речи, украшенная розами корзинка с запятнанной сорочкой переходит в руки Анны. Свекрови положено станцевать с ней в руках вместе с гостями и танцорами приглашённого из столицы ансамбля. Они и отплясывают, да так лихо, что ходуном ходят стены. Меня в это время заваливают лавиной поздравлений, суть которых теряется уже на первых минутах. Только и остаётся, что кивать с завистью поглядывая на горделиво стоящего среди друзей мужа. Словно и не он совсем недавно шипел мне в лицо разномастные грубости.

К моменту, когда толпа желающих высказать поздравления, всем составом устремляется обратно в пляс, алые ленты, уложенные в корзинку рядом с сорочкой, все до единой распроданы родне супруга. Золотарёвым свадьба влетела в круглую копеечку, но меня эти мысли сейчас мало волнуют – я задыхаюсь. Пёстрые юбки и шали танцовщиц мелькают перед глазами неожиданно быстро, так резво, что происходящее отзывается в голове одуряющим гулом.

В каком-то дурмане смотрю, как на наших с Драгошем ладонях специальным ножом делают надрезы. Тонкие полосы медленно проступают алой тесьмой вдоль линии жизни, и наши руки складывают вместе: его крепкую, горячую и мою – дрожащую, ледяную. Пальцы сплетаются с чужими пальцами, соединяя две крови воедино. С этого момента мы обязаны делить всё вместе навеки, пока Бог не разлучит нас.

Вот и всё. Мышеловка захлопнулась.

Глава 12

Мне нужно на воздух иначе свалюсь, иначе лёгкие захлебнутся паникой или я, наконец, дам слабину и взвою раненным зверем. Но улизнуть не получится. Наши с Драгошем руки до сих пор плотно сцеплены; сжаты крепко – до ломоты, до побеления костяшек, вопреки всем правилам и косым взглядам подметивших его вольность гостей, а собственные желания поддаются воле супруга как масло раскалённому ножу. Я подчиняюсь, устало опустив глаза, не найдя в себе ни сил, ни достойных причин сопротивляться. Успею ещё. Послушно следую за ним на безлюдную террасу, где порывистый ветер тут же пробирает до костей, хлещет по икрам ледяным атласом, врывается в лёгкие долгожданной свежестью.

Когда Золотарёв, наконец, отпускает мою руку, я пытаюсь сделать вид, что нахожусь здесь одна, но выходит неважно. Взгляд то и дело возвращается к статной фигуре мужа, а чувства к нему слишком противоречивы, чтобы чётко обозначить свою позицию. В один момент он видится самодовольным и грубым, дикарём и насильником, а в следующий – такой же жертвой обстоятельств как я.

– Спасибо, – произношу слишком неожиданно даже для самой себя. В темноте не разобрать выражения его лица. Может, это и к лучшему, не придётся лишний раз сожалеть о сказанном.

– За что? – звучит холодным ответом.

Иного ждать не приходится, но в груди всё равно что-то сжимается от его голоса.

Страх?