Цыганская невеста - Яна Лари

За время нашего визита, пока мужчины спорили, а затем, молча, сидели на дорожку, мне не впервой закрадывается мысль, что муж спешит избавиться от родни, дабы остаться со мной наедине. Конечно, при посторонних не принято проявлять нежных чувств, будь то объятия или безобидное держание за руки, но жаркие взгляды говорят сами за себя – этой ночью он придёт ко мне за "колыбельной", как называет супружеский долг Дари. И эта мысль вызывает переживания такой силы, что общая суть происходящего мелькает в мозгу белым шумом. Я словно тону в полном вакууме, а перед глазами мягким светом кружат незнакомые искры... правда, пока они больше пугают, чем нравятся.

Что он говорил про сумочку?

Искры внутри меня в мгновение ока закручиваются воронкой дикой паники.

– Драгош стой! – рвусь следом, оставляя свёкров и младшего Золотарёва недоумённо переглядываться посередине двора.

Он уже открыл заднюю дверцу и обернулся, лишь заполучив в свои лапищи мою сумку. Проглотив досадливый стон, подбегаю вплотную, пытаясь увести его внимание в более безопасное русло. Руки на широких плечах, преданный взгляд в глаза. Надеюсь, этого хватит, чтобы заразить мужчину своим смятением.

– Что-то хотела, птичка? – хищно улыбается Драгош, незаметно пробегая пальцами вдоль линии моего бедра и подныривая их кончиками под резинку юбки на пояснице. Открытая дверца надёжно скрывает от посторонних вопиющую откровенность этих действий и при иных обстоятельствах у меня бы ноги отказали, подкошенные адовой смесью его близости и собственной дерзости, но запах дорогого парфюма, от которого обычно кружит голову, сейчас лишь скребёт по лёгким стальной пылью.

Короткая пауза на провальную попытку дотянуться и отобрать свою сумку. Не отдаёт, заведя её себе за спину и вынуждая ближе прижиматься к своей груди. Для Драгоша это игра, которая могла бы показаться волнующей, не стой за ней страх разоблачения.

– Давай помогу, – прикусываю губы, ощущая, как ускорился пульс под его пронзительным взглядом. – Там чёрт голову сломит.

– Не страшно. Я уже её потерял, – глухо отшучивается, когда я уворачиваюсь от его губ.

Перед глазами встаёт раскрасневшееся лицо Зары на нашей кухне. С ней он так же любезничал?

– На нас смотрят, – сухо напоминаю ему и, в первую очередь себе, потому что ревность просит реванша хотя бы в виде крепкого словца, а злить его нецелесообразно.

– Вот поэтому не мешай скорее их отправить, – усмешка вроде небрежная такая, а во взгляде подозрение и чёткий приказ – не лезть.

Какой там. На кону как минимум поездка в травмпункт, если не прописка на кладбище. Предохраняться для нас такой же грех, как и пойти на аборт.

Мои пальцы почти успевают перехватить кожаную лямку. Почти. Драгош, резко дёрнув молнию сумки, зарывается рукой в её узкие недра и достаёт трёхлапую жабу с монеткой во рту... и, всучив её помертвевшей мне, следом выуживает картонную упаковку, на которой сразу под названием как для отсталых крупными буквами написано: "Местная контрацепция. Без гормонов".

– Дай мне объясниться... – осторожно касаюсь его ладони, но он сбрасывает мои пальцы, грубо толкая в сторону.

– Пошли, – "доиграем этот фарс, а объяснять буду я. Дома" – вот развёрнутый контекст его приказа, который я убито читаю в суженных зрачках. Теперь идея провести ночь на цепи во дворе кажется избавлением. Милосердным и недосягаемым, потому что моя попытка защитить своё будущее разочаровала его до того уровня, когда шансов исправиться попросту не дают.

Встать на колено* – Когда у цыганки рождается сын, мужчина становится на колено – это высший признак благодарности, (к девочке первые полгода может даже не подойти).

Глава 22