Ты все поймёшь, когда его не станет - Татьяна Семакова (2022)

— И что ты хочешь мне сказать?

— Хочу вернуть долг, — ответил сухо, а я хмыкнула:

— Не трудись.

— Неплохо устроилась, — хохотнул в ответ.

— Твоими молитвами, — не осталась в долгу.

Он рассмеялся и повесил трубку, но через две минуты появился в кафе и сел напротив. Долго сверлил меня взглядом и вынес приговор:

— Ты изменилась. Мне не нравится.

Я кивнула согласно: мне тоже не нравилось. Из улыбчивой солнечной девчонки с яркими веснушками я превратилась в надменную стерву, каждый день разыгрывающую один и тот же спектакль, успевший набить оскомину. Смотрела в его карие, почти чёрные, глаза и видела там себя, прежнюю. И так отчаянно хотелось окунуться в прошлое, забыться, вновь проснуться с улыбкой, смотреть на себя в зеркало без отвращения, смеяться, мечтать, строить планы… Решила, будто это возможно. По факту — лишь добавила себе головной боли, ни на шаг не приблизившись к цели.

Я думала — подкоплю денег, брошу все, уеду, но лишь сильнее утопала в своем болоте. Чем больше рвалась, чем больше цеплялась за прошлое, тем сильнее погружалась в трясину отчаяния.

Что-то коснулось моей руки, я взвизгнула и погрузилась в воду, втянув ее носом. Резко вынырнула, закашлявшись, и поняла, что меня прибило к берегу довольно далеко от дома, а ещё, что окончательно стемнело.

— Гадость, — брезгливо передернула плечами, выбираясь из коряг и утопая ногами в илистом дне, усеянном острыми ракушками. Теперь ещё объясняться, откуда у меня эти порезы на ступнях… чего бы такого придумать?

Но это не потребовалось. Через день, в восемь утра, он объявился в моей квартире, открыв дверь своим ключом, встал в дверях и сказал:

— Одевайся.

— Что? — спросила сонно, потирая глаза, а он усмехнулся:

— Пора в ЗАГС. У тебя час на сборы.

«Как романтично» — скривилась мысленно и счастливо улыбнулась, но едва он вышел из комнаты, улыбка сползла с моего лица. Тревога росла, крепла, вытесняя все остальные эмоции, у меня начали дрожать руки и возле зеркала я прокопалась часа два, не меньше, но он ни разу меня не одернул и не поторопил, что было так странно, что я занервничала ещё сильнее.

Когда наконец-то вышла, он взял меня за руку и в самом деле отвёз в ЗАГС. В самом деле расписался. Нам выдали вполне реальное свидетельство о заключении брака. Я взяла его фамилию и стала Красновой. Он поцеловал меня, мягко притянув к себе, и хмыкнул, озорно блеснув глазами:

— Теперь ты моя жена.

— Получается, что так… — пробормотала растерянно и ущипнула себя. Больно. Зачем он это сделал?

— Мне нужно успеть на встречу, я отвезу тебя домой и приеду позже. А ночью у нас самолёт. Пакет твоих документов доставят после обеда с курьером, прими.

— Но… я не собирала вещи…

— Купим все там, — отмахнулся, помогая устроиться в машине. — Терпеть не могу таскать за собой чемодан. Весь отдых портит.

Я думала, он отвезёт меня в квартиру, но он остановился возле своего дома. Нашего. Так странно… что происходит? Снова ущипнула себя и поймала его взгляд. Начала придумывать ответ, что-то вроде «не верю своему счастью», но он не стал комментировать, молча ожидая, когда я выйду. Я поцеловала его на прощанье, он задержал мою руку в своей, как будто не хотел отпускать, и резко тронулся с места, едва я закрыла дверцу.

Документы привезли в три, до двенадцати ночи я слонялась по пустому дому в состоянии, близком к трансу, в два уже не отходила от окна, а в четыре увидела разноцветные всполохи за забором. Раздался звонок по видеосвязи от калитки, я кинулась к двери и увидела двоих полицейских рядом со служебной машиной. Открыла калитку и входную дверь нараспашку и встала, как вкопанная, глядя, как они приближаются.

— В чем дело? — спросила нервно, заламывая руки и не замечая этого.

— Серафима Викторовна? — уточнил один из них, а я кивнула. — Ваш супруг был убит сегодня вечером. Мне жаль.