Спасение (ЛП) - Кристен Эшли

Обычно я испытала бы шок от того, что лежала голой рядом с голым Эдди после того, как занялась с ним сексом, и от того, что он напомнил мне о моей недавней лжи. Но я кончила слишком сильно, его твердое тело было слишком приятным, от него великолепно пахло, и я просто слишком устала беспокоиться обо всем этом.

— Я забыла, — солгала я.

Он гладил меня по спине, остановился, поднял голову и прошептал мне на ухо:

— Mi pequeña mentirosa (с исп. — моя маленькая лгунишка).

Я вскинула голову, чуть не врезавшись в его подбородок. Вернула Взгляд, который в тот день был очень полезен, и рявкнула:

— Я не лгунья.

Он ухмыльнулся, в его глазах плескалось тепло и удовлетворение, и, глядя в них, я почувствовала себя еще более смешной, чем обычно, но в хорошем смысле.

— Лгунья, — сказал он, обхватив мой затылок и снова прижимая лицо к своему горлу. — Ты понятия не имеешь, что хочешь сказать.

— Имею, — проворчала я ему в горло.

— Тогда скажи.

Проклятье.

Проклятье, проклятье, проклятье.

— Ну-у-у… — протянула я долго, пока не почувствовала, как его тело затряслось, и у меня возникло ощущение, что он смеется.

Я снова подняла голову.

— Ты что, смеешься?

Он не только смеялся, но и улыбался: белые зубы на смуглой коже, ямочки и все такое.

— Chiquita, ты восхитительна.

— Я не восхитительна, — огрызнулась я.

Он покачал головой и перевернулся, увлекая меня за собой, так что я оказалась сверху. Я нависла над ним, уперевшись руками по обе стороны от него.

— Восхитительна, — возразил Эдди, когда я посмотрела на него сверху вниз. — Ты единственная известная мне женщина, которая может так сильно кончить и через пять минут начать спорить.

— Я не кончила «так сильно», — солгала я.

Выражение его лицо изменилось, удовлетворение усилилось, и я затаила дыхание.

— Кончила. Я наблюдал.

Фантастика.

— Ладно. Желаешь знать, что я хотела сказать? — спросила я, решив, что мне гораздо интереснее говорить на эту тему, чем о том, как сильно я кончила.

Его брови поползли вверх.

— Ты вспомнила?

Мои глаза сузились.

— Не будь засранцем.

Он снова перекатился, на этот раз укладывая меня на спину, сам опираясь на предплечье, наполовину навалившись на меня.

— Ладно, Chiquita, я слушаю.

И он готов был слушать.

Дерьмо и проклятье.

Я посмотрела на потолок.

— Тогда ладно. Ты и я. У нас ничего не получится.

Эдди молчал, и я перевела взгляд на него.

Он наблюдал за мной, по его глазам трудно было что-то прочесть. Я просто уставилась на него.

Затем он заговорил.

— И это все?

Я кивнула.

— И это все.

— Позволь я проясню. — Он не двигался, просто смотрел на меня. — Ты лежишь голая в моей постели и бросаешь меня?

Я не знала, что в данной ситуации можно использовать слово «бросить», но все равно кивнула.

— Почему?

Я боялась, что он спросит об этом. Главным образом потому, что у меня не было ответа, по крайней мере, такого, которым я бы поделилась с ним, или даже такого, который я полностью понимала сама.

В конце концов, я сделала единственное, что могла придумать, — ухватилась за соломинку.

— Я знаю, что ты неравнодушен к Инди.

Хм….

Ой-ой.

Я не должна была затрагивать эту тему.

Выражение его лица уже совсем не трудно читалось. Глаза сверкали, а челюсти были сжаты. Он сказал что-то по-испански, а затем перешел на английский.

— Ты та еще штучка. Скажешь что угодно, чтобы защититься, даже если не знаешь, от чего защищаешься.

— Так ты хочешь сказать, что у тебя нет чувств к Инди?

Он снова стиснул челюсти, но сквозь зубы произнес:

— Нет, я этого не говорю. Я хочу сказать, что те чувства к Инди исчезли в ту минуту, как ты уронила гребаные стаканчики.

У меня отвисла челюсть, и я уставилась на него.