В конце обеда стюарды возвращались, чтобы убрать посуду и принести крохотные чашечки с турецким кофе, блюдо с французским сыром и поднос бутылок с ликерами. Пандоре очень понравились ликеры, разноцветные, как драгоценные камни, которые пили из малюсеньких хрустальных рюмок, по форме напоминавших наперсток. Ликеры оказались напитками неожиданно крепкими, что она испытала на себе в один вечер, когда совершила ошибку, попробовав три разных вида. Попытавшись подняться со стула, Пандора почувствовала, как ноги опасно подогнулись, но Габриель тут же пришел на помощь, заключив ее в объятия.

— Мое равновесие отключилось, — пьяно сообщила она.

Габриель улыбнулся:

— Полагаю, виной тому лишняя рюмка крем-ликера.

Покачнувшись, Пандора бросила озадаченный взгляд на недопитую рюмку.

— Но я ее даже не докончила. — С усилием наклонилась, чтобы схватить ее, опустошила одним глотком и поставила на стол. — Так будет лучше, — удовлетворенно заявила она, и заметив рюмку Габриеля, из которой он едва отпил один глоток, потянулась за ней, но Габриель перехватил ее, засмеявшись.

— Нет, дорогая, ты же не хочешь, чтобы завтра у тебя раскалывалась голова.

Обняв мужа за шею, Пандора с беспокойством уставилась на него круглыми глазами.

— Я что, выпила лишнего? И из-за этого чувствую себя так свинообразно?

Когда Габриель начал было отвечать, она повисла на нем, впиваясь в губы поцелуем.

Утром она проснулась со смутными воспоминаниями о том, чем занималась с ним в кресле… Одежда превратилась в нечто бесформенное и съехала набок… Потом с трудом припомнилось, как она извивалась и скакала у него на коленях, награждая дикими поцелуями… О, ей хотелось умереть от стыда!

К тому же жутко болела голова.

Проявляя милосердие, Габриель не стал издеваться над ней, хотя время от времени поджимал губы, словно пытался сдержать улыбку. У него уже был заготовлен стакан с настоем перечной мяты и порошок от головной боли. После приема снадобья он опустил ее в теплую благоухающую ванну.

— У меня в голове как будто молотилка работает, — проворчала Пандора.

Габриель протирал ее мыльной губкой, а она склонила голову к краю ванны.

— Немцы называют такое состояние «ка1гещаттег», — сказал он. — Так утром чувствует себя тот, кто пил весь вечер накануне. Переводится это как «кошачий концерт».

Не открывая глаз, Пандора вяло улыбнулась:

— Я бы тоже охотно помяукала…

— Надо было остановить тебя после второй рюмки, но я переоценил твои возможности.

— Леди Бервик утверждает, что настоящая леди употребляет вино или какой-нибудь другой алкоголь в умеренных количествах. Она была бы жутко недовольна моим поведением.

Пандора почувствовала, что он наклонился к ней и губами снял с ее щеки капли воды.

— Тогда давай ничего не будем ей рассказывать, — предложил он шепотом. — Потому что ты исключительно очаровательна, когда плохо ведешь себя.

После ванны Габриель закутал Пандору в толстое фланелевое полотенце и перенес в спальню. Усевшись с супругой на кровать, он осторожно вытащил черепаховые гребни из ее прически. Пандора перевернулась на живот, устроив голову у него на груди, а он кончиками пальцев принялся ласково поглаживать ей кожу головы. Неторопливый массаж вызвал приятное ощущение покалывания на затылке, потом ниже, на задней стороне шеи, но насладиться им полностью ей не удавалось.

— Что тебя беспокоит? — спросил Габриель, бережно касаясь ее больного уха.

— Мне не очень хочется возвращаться назад, в Лондон, — призналась она.

Успокаивающий массаж продолжался.

— Почему, дорогая?