Его счастье - Энжи Вэс

— По-твоему, я недостаточно милосерден? Я не люблю, когда злоупотребляют моей добротой. В отличие от вас с Изабель, я трезво смотрю на эту ситуацию и вижу, что происходит. — Он помолчал. — Я не против милосердия, но и не его сторонник. В этой жизни проигрывает тот, кто жалеет.

Господи, да он ничего не видит! Если бы его самомнение было сорняком, то он бы задавил собой этот дом. Оливию злило его упрямство и гордыня, тогда как человек просил его о помощи, но он не хотел ничего слышать.

Покраснев, она взорвалась:

— Какой же ты горделивый и упрямый. Думаешь только о себе самом, решая за других все!

Брови Саймона изогнулись, как две дуги.

— Человек нуждается в твоей помощи, а ты из-за своей надменности бросаешь его на произвол судьбы. А я было подумала, что ты нечто большее, чем просто герцог. Думала, что ты хороший человек.

Саймон встал.

— Не надо перебирать, малышка. — Его голос затвердел, как зимой твердеет лед на реке. — Я всегда стараюсь делать так, как лучше не только для меня, но и для других. Фредди не станет больше работать у меня, потому что я не собираюсь идти на поводу у того, кто уже не владеет ни собственным телом, ни разумом. И чем скорее он уйдет, тем быстрее сможет оправиться Изабель. Все к лучшему.

— Но как же Фредди?.. — отчаянно спросила Оливия.

Саймон глубоко вздохнул и ровно ответил:

— Он сам сделал свой выбор. Я его пить не уговаривал и не вливал в глотку против его воли. Фредди вполне взрослый мужчина и должен научиться отвечать за свои поступки и их последствия.

Оливия смотрела и не могла узнать в этом человеке веселого мальчика, каким тот когда-то был. Ему обидно из-за миссис Рутнер и он разочарован во Фредди. Она понимала, что пред ней стоит не Саймон, а герцог Лендский. Да, герцог, он такой: гордый, самоуверенный, упрямый и эгоистичный. И хоть он сейчас выводит ее из себя, Оливию по неизвестным причинам все же тянуло к нему. Ей очень хотелось, чтобы сейчас он поступил иначе, правильно. Она сильно надеялась, что Саймон переменит свое решение. Оливия так желала уцепиться за что-нибудь хорошее в нем сейчас. Но пока Саймон только разжигал в ней раздражение. Посмотрев в его голубые глаза, она не нашла в них ничего обнадеживающего. В ней проснулось жуткое стремление подбежать к нему и хорошенько тряхнуть с сильным ударом по щеке, чтобы он очнулся, наконец, и вернулся Саймон. Заботливый, добрый и задорный Саймон.

— Я лучше пойду, — только смогла она выдавить, повернувшись к выходу.

— Оливия…

— Нет, Саймон, довольно об этом. Право, я понимаю, как тебе больно от обмана миссис Рутнер и Фредди, от разочарования в нем. Но я лучше просто пойду. Пересилить самого себя это слишком много. Извини. — Она ушла, захлопнув за собой дверь.

Саймон, словно обессиленный, рухнул в свое кресло. Оливия считала, что простить Фредди ему мешает гордость и высокомерие, обида на него. Естественно, это было не так. Но какой смысл прощать того, кто все время, проходя одну и ту же дорогу, запинается об один и тот же камень? Саймон был твердо уверен, что Фредди запнется еще раз и столько, сколько его будут прощать. У него была хорошо оплачиваемая работа и кров. Но он не ценил этого, поэтому, потерявши, пожалел. Саймон убежден, что и не оценит. И теперь Оливия считает его жестоким, суровым, надменным и упрямым. А может, он действительно был суров к Фредди? Нет, разумеется, нет. Но вдруг… нет, все-таки нет. Не стоило вообще говорить об этом с Оливией. Теперь она настроена к нему не очень благосклонно, и расколоть лед к ее сердцу будет еще труднее. Однако, учитывая то, насколько они уже успели сблизиться, Саймон подумал, что разделяющая их ледяная оболочка уже начала таять. Если и вовсе не исчезла.