Украденная невеста - М. Джеймс

— Катерина — Виктор снова произносит мое имя, как будто собирается сказать мне, что мы не можем, или вернуться к уроку. Затем он стонет, его глаза темнеют, когда он протягивает руку, его пальцы хватают меня за подбородок, когда он притягивает мой рот к своему. — Блядь. — Рычит он, а затем, прежде чем я успеваю вздохнуть или подумать, его рот обрушивается на мой, твердый и грубый, и это все, что мне было нужно.

Я не думала, что когда-нибудь снова смогу получать удовольствие от грубости, но, возможно, это то, что мне нужно. Все, что я знаю, это то, что это чертовски приятно, яростно и жестко, когда его губы прижимаются к моим, его язык скользит по шву, толкается внутрь, требуя входа в мой рот, и я даю это ему. Я никогда не была сторонником публичного проявления чувств. Я чувствую, как выгибаюсь навстречу ему, забывая, что здесь есть другие, чтобы видеть, как я погружаюсь в него, нуждаясь в горячем натиске его рта, когда он наклоняется к моему и начинает пожирать меня так, как я не знала до этого момента, что отчаянно желаю.

Я хочу прикосновений, которое доставляют удовольствие, прикосновения, которых я действительно желаю. Я хочу забыть всю боль, весь страх. Боль все еще ощущается, каждая рана в моем теле кричит после упражнений и напряжения, а теперь еще и грубость Виктора, притягивающего меня к себе, но я едва чувствую это. Все, о чем я могу думать, это ощущение того, как мой рот открывается для него, жар его языка, его вкус, и я чувствую страстное желание в его поцелуе. Та же потребность отразилась в том, как он прикасается ко мне.

В этом нет никакого гребаного смысла, но я чувствую подавляемое желание, ночи, когда он хотел меня, его ладони обхватывают мое лицо, когда он прижимает мои губы к своим, а затем пробегают по моим рукам, вниз к талии и бедрам, притягивая меня к себе, когда он снова громко стонет, как будто ему все равно, кто может увидеть или услышать. Звук танцует на моей коже, обжигая каждый нерв, и я стону, настолько разгоряченная жаром, что, насколько я знаю, это могло бы быть русское лето, а не пронизывающий весенний холод. Я чувствую, как будто сгораю изнутри, и я чувствую, какой он твердый, его толстый выступ прижимается к внутренней стороне моего бедра. Это напоминает мне о каждой ночи, которую мы провели вместе, обо всем, что он когда-либо делал со мной, и внезапно я хочу все это повторить.

Я хочу все это.

— О боже, — стонет Виктор, его язык снова проникает в мой рот, и я внезапно представляю, как он валит меня на твердую холодную землю, стаскивает с меня спортивные штаны, входит в меня так, что я чувствую всю эту твердую, горячую толщу, наполняющую меня. Это сводит меня с ума, я никогда не представляла, что меня трахают на глазах у кого-то еще. Я всегда была немного застенчивой, даже правильной, не из тех женщин, которые дико целуются с кем-либо на публике, даже со своим мужем.

Но прямо сейчас я не уверена, что остановила бы его, если бы он попытался.

Он не может иметь этого в виду, в отчаянии думаю я, даже когда он все еще целует меня. Это какой-то трюк, ловушка. Как он может хотеть меня такой? Я чувствую почти отчаяние, то, как он прикасается ко мне и целует меня, как одержимый, как будто он боится потерять меня и никогда не хочет прекращать прикасаться ко мне снова.

Но это не тот Виктор, за которого я вышла замуж.

Мой муж хладнокровен, жесток только при необходимости, мужчина, который внушает страх и повиновение. У него нет навязчивых идей, он не теряет контроль. Это не он.

Я отступаю, задыхаясь, отшатываясь назад, все еще сжимая пистолет в руке. На одно дикое мгновение в моей голове вспыхивает образ того, как я поднимаю его и направляю на своего мужа, как я нажимаю на спусковой крючок и стреляю, как раскроется его череп, как пуля положит всему этому конец. Моему браку, моим мучениям и, вероятно, моей жизнь тоже. Если он тот, кто заставил меня пройти через все это, то он этого заслуживает. Но я не уверена, что это правда.