Я все еще не привыкла видеть его таким. Все еще не привыкла видеть кого-то настолько великолепного и обнаженного передо мной. И Боже Милостивый, как приятно было видеть его голым.

В пустыне мне это не удалось. Как бы смешно это ни было, я скучала по его телу.

Его мускулы дрожали в свете свечей. Грудь была широкой и мощной. Его руки больше походили на руки пожарного, чем на руки миллиардера-инвестора. Большие и прекрасно вылепленные, как у Давида Микеланджело.

Мои глаза вернулись к его телу и мускулам торса. В свете свечей его пресс выглядел так, словно был нарисован тушью, так глубоко мышцы были очерчены тенью.

И мои глаза все еще продолжали опускаться ниже — к соблазнительному изгибу его бедер и нижним мышцам живота.… к копне темных вьющихся волос… и ниже, к длинному, толстому члену, который висел между его мускулистыми бедрами.

Я просто стояла и смотрела на него, зачарованная тенью света над контурами, а потом он начал медленно расширяться… удлиняться… утолщаться и отодвигаться от бедер под небольшим углом.

Я подняла глаза и увидела, что он улыбается мне той озорной улыбкой, которая говорит «я точно знаю, на что ты смотришь». Я покраснела, хотя была уверена, что при свете свечей он этого не видит.

Он медленно подошел ко мне, как кошка, которая преследует свою добычу.

Мои глаза снова на мгновение опустились на его бедра, и я увидела, как его член тяжело покачивается от движения.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза, когда он остановился передо мной.

Он протянул руку и откинул мои волосы с плеча.

— Рад, что тебе нравится на меня смотреть, — прошептал он.

Я с трудом сглотнула.

— Есть много приятных причин смотреть на тебя, — честно ответила я.

Он ухмыльнулся, и, положив другую руку мне на щеку, приподнял мою голову, наклонился и нежно поцеловал в губы. Так тепло, так сладко. Наши тела даже не соприкасались, но я чувствовала тепло, исходящее от него.

Ну… наши тела почти не соприкасались. Помимо его рук на моем лице, я почувствовала, как что-то мягкое и теплое коснулось моего бедра и медленно поползло вверх, становясь все толще и тверже.

О Боже.

По мере того как его мужское достоинство росло, оно, дразня, касалось моих губ и моей посадочной полосы волос.

Затем, полностью выпрямившись, он шагнул ближе, прижимая его, горячего, массивного и твердого, но с мягкой кожей, к моему животу.

Я просто стояла там, как загипнотизированная. Его руки нежно держали мое лицо, губы касались моих губ в долгом поцелуе. Эротическое давление его мужского достоинства заставляло меня отчаянно хотеть его внутри себя.

Потом он отстранился.

— Разве мы не должны были принять душ? — прошептал он.

— Э-э-э… да… — пробормотала я, все еще поднимая к нему лицо, чтобы продолжить поцелуй.

Вместо этого он ухмыльнулся и направился в душ. Прежде чем отодвинуться, он скользнул вниз по моей груди, мягко поглаживая соски.

Грррр.

Он был худшим в мире провокатором. Я хотела бы заставить его хотеть меня так же сильно, как я хотела его, а потом оставить в подвешенном состоянии. Секунд на десять или около того.

Но я не думаю, что он мог хотеть меня так же сильно, как я хотела его.

Но мне придется над этим поработать.

Мягкое шипение воды наполнило воздух.

— Заходи, — сказал он, беря меня за руку.

Глава 21

Душ был чудесным, с жаром, поднимающимся вокруг нас, и мерцающим светом свечей через стекло, а также чувственным ощущением воды, бегущей по моей коже.

Но лучше всего был тот человек, с которым я его делила.