Сложности - Кристен Эшли

— Мы поговорим об этом на следующей неделе, — сказал он дочери.

— А ты женишься на ней к тому времени? — ехидно спросила она.

— Во-первых, — отрезал он, — ты не можешь разговаривать так со своим отцом. Во-вторых, тебе необходимо успокоиться и все обдумать. Мы с твоей матерью разошлись не месяц назад. Мы не вместе гораздо дольше. И последнее, Коринн, мы поговорим об этом на следующей неделе.

— Итак, уверена, что ты хочешь, чтобы я скрывала это от Мэми, как ты скрывал все от меня.

— Да, было бы неплохо, — ответил он. — Я бы и сам сказал тебе, если бы было о чем говорить. И сделал бы это, когда пришло подходящее время. Я буду благодарен, если ты позволишь мне сделать это со своей сестрой, если такое время настанет.

— Как пожелаешь, пап.

— Повторяю, не разговаривай со мной подобным образом.

Она ничего не сказала.

Тогда заговорил он:

— Я зол на тебя, но все равно люблю, а сейчас мне пора идти.

— Хорошо, увидимся, пап.

Он не понял, почему она выделила слово «пап», но не собирался спрашивать, да это и не имело значения. Она повесила трубку.

Хикс вел автомобиль и делал то, что ему не нравилось, по двум причинам. Причем новая причина — разговаривать с определенной женщиной — была той, что не нравилась больше.

Он позвонил Хоуп.

Она ответила после первого гудка.

— Забавно, что ты мне позвонил, — саркастично поприветствовала она.

Как будто это было не то, чего она ждала.

По крайней мере, одно было ясно. Она преодолела свою потребность быть рядом с ним, когда он в ней нуждался.

— Я сказал, что между нами все кончено.

— Ага, я запомнила это, Хикс. Очень ясно.

— Но это не так. Ты мать моих детей. Я собирался найти способ держаться за это и найти нечто хорошее, что мы могли разделить. Но сейчас, Хоуп, действительно все кончено.

Последовала пауза, после чего она сказала:

— Что это значит?

— Это значит, что ты — мать моих детей, и это все, чем ты когда-либо будешь, и я очень надеюсь, что ты подумаешь о возвращении своей девичьей фамилии.

Наступило ошеломленное молчание, которое, как ему показалось, осталось ошеломляющим даже в течении всей последующей реплики:

— Хиксон, если ты злишься, что я сказала Шоу и Коринн…

— Да, я зол. И то, как я зол, означает, что это была последняя капля, переполнившая чашу терпения, Хоуп.

— Она значит для тебя так много? — огрызнулась Хоуп.

— Нет. Пока нет. Но мои дети важны.

На этом он отключился и бросил телефон на пассажирское сиденье.

Она звонила четыре раза за те шесть миль, которые потребовались ему, чтобы свернуть на длинную дорогу, проходящую по огромному участку земли, где ему пришлось не обращать внимания на фигуру мужчины, который стоял на въезде с рацией и зиг-зауэром на поясе.

Он подъехал к большому, раскинувшемуся по сторонам ранчо, которое было построено в прошлом году, после того как Беккер разрушил свой предыдущий не настолько большой и раскинувшийся дом и заменил его новым.

Его телефон зазвонил вновь, и поскольку ему пришлось поднять его, чтобы взять с собой, он увидел, что звонит не Хоуп, а Шоу.

Поэтому он ответил.

— Разве ты не должен готовиться к игре? — спросил он вместо приветствия.

— Да, пап, но нам нужно поговорить.

— Шоу, прости, сынок, но я сейчас занят.

— Я понимаю, пап, и мне самому нужно поторопиться, потому что тренер будет в ярости, если увидит, что я говорю по телефону. Но чтобы ты знал, я поговорю с Коринн, когда она остынет. И хочу, чтобы ты подумал о том, чтобы я постоянно проживал с тобой.

— Шоу…

— Она сука.

Черт побери. Он вынужден был защищать ее.

— Не говори так о своей матери.

— Хорошо, правильно. Прости, — он отчеканил каждое слово. — Но я все еще хочу обсудить проживание с тобой.