Сложности - Кристен Эшли

Теперь померк нежный и внимательный свет, его брови сошлись, и на лице появилось недоумение.

— Что?

— Она не может получить тебя, — повторила я.

На этот раз я говорила жестче, и я царапала ногтями волосы на его груди, словно могла вцепиться в самую его плоть.

Он наклонился ко мне, и я приняла больше его веса на себя, когда он приблизил свое лицо к моему.

Я осознала, что он понял меня, когда он проговорил:

— Детка, тебе не о чем беспокоиться.

— Хорошо, — отрывисто проговорила я, борясь с дрожью по другой причине, так как эмоции начали брать надо мной верх. — Но если она попытается, если она устроит игру, я буду бороться с ней, но не позволю победить. — Когда я заметила интенсивность его взгляда, я попыталась снизить накал своих эмоций примерно на дюжину уровней. — Как я позволила только что тебе выиграть.

Он приблизил лицо еще ближе, когда заявил:

— Ты не позволила мне выиграть.

Я открыла рот.

— Замолчи, Грета.

Я закрыла рот, а потом уставилась на него.

Потому что он смотрел на меня так, как никто никогда раньше не смотрел.

— Тебе не придется ни за что бороться, — провозгласил он.

— Если она…

— Грета, милая, тише.

Я замолчала. А вот Хикс нет.

— Это ты. Это ты с того самого первого раза, когда усадила свою задницу напротив меня за тот столик в «Капле», и ты знаешь это. Я знал это. Это напугало меня, и я ушел, вот насколько сильно было твое притяжение. Все то дерьмо, что я творил, происходило потому что, я не мог с этим справиться. Я не мог так быстро приспособиться к тому, что мне дали шанс на что-то чертовски прекрасное, когда моя жизнь превратилась в такое дерьмо. Я просто не мог в это поверить. Я не позволял себе верить. Но, в конце концов, мне не пришлось ничего делать, потому что ты оказалась такой прекрасной, и у меня просто не было выбора, кроме как позволить тебе заставить меня поверить. Святые угодники.

Моя нижняя губа начала дрожать.

Святой ад.

— Обожемой, ты заставишь меня плакать.

Его взгляд смягчился.

— Ты не можешь начать плакать, леденец. Ты должна подняться, принять душ и сесть в мой «Бронко», чтобы мы могли поехать за твоим братом, за пончиками, а после разбудить моего мальчика и начать ленивое воскресенье.

Ленивое воскресенье. С Энди и Шоу. И Хиксом.

— Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, — прошептала я.

Это не вызвало у него мягкого взгляда.

Его лицо стало суровым, когда он произнес:

— Господи, бл*дь.

О нет.

«Черт, нет».

— Ладно, я… ладно, я поняла. Слишком рано. Это слишком… — я начала отступать, но была прервана, когда Хикс полностью погрузился в меня, перенося на меня весь свой вес, одновременно проводя рукой по внутренней стороне моего бедра, укладывая меня на спину.

— Замолчи, — прорычал он, двигаясь во мне. — После такого, я должен снова тебя трахнуть, найти способ заставить тебя кончить снова после того, как уже получил от тебя два сильных оргазма. И сделать это быстро, чтобы твой брат не волновался, и нам не пришлось откладывать ленивое воскресенье, и мой сын не начал нервничать.

Его лицо скрылось возле моей шеи, когда рука проникла мне между ног, я начала задыхаться, но подняла руки, чтобы обхватить его голову и понять вверх.

— Хиксон… — я попыталась начать снова, но мне удалось лишь его имя.

— Да, — растерянно проговорил он. А затем радостно продолжил: — Для меня все началось в ту секунду, когда твои глаза через всю комнату посмотрели прямо на меня. И ты не отводила взгляда, исполняя песню «Наконец». Ты пела эти слова для меня, но я чувствовал эти слова по отношению к тебе, Грета. Та что, да. Бл*дь, да. Сотри это выражение со своего лица, детка, потому что ничего не рано. Это то, где мы сейчас. И именно то, что нужно.

Я уставилась на него.

Он смотрел в ответ.

Мои глаза начали увлажняться.

Хиксон это заметил, потому что вновь выдохнул: