Другой близнец - Рина Мирт

От её слов Мия стала еще бледнее, чем была. Неужели Рик был террористом? Или как-то способствовал террору?

— Приятно наконец познакомиться с вами лично, — продолжала тем временем женщина. — Жаль, что при таких обстоятельствах. Я только что говорила с Беном. Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через это. Но всё могло закончиться намного хуже.

— Прежде чем мы начнем нашу продолжительную беседу, вот, — она вынула из внутреннего кармана пиджака два листа. Каждый в отдельном, плотно прилегающем к бумаге полиэтиленовом пакете, какие используют для хранения улик. Женщина выложила их на стол перед ней. — Я пообещала Бену, что это письмо попадет лично к Вам в руки, и что я сделаю всё возможное, чтобы изъять его из улик. Оно адресовано вам. Я оставлю Вас одну на какое-то время. Буду снаружи. Позовите меня, когда будете готовы.

Мия рассеяно кивнула, глядя на знакомые буквы, которые словно гипнотизировали её. Это написал Рик. Интуиция подсказывала ей, что это скорее всего его прощальное письмо.

Она отодвинула от себя облаченные в полиэтилен листки и сцепила дрожащие руки в замок, наклонив голову так, что со стороны могло показаться, что она молится. На самом же деле Мия боролась с охватившим её смятением. Со дня смерти Рика она мечтала о подобном. О нескольких дополнительных прощальных минутах, когда она услышала бы слова, которые смогла бы вспоминать с нежной грустью. Когда она бы произнесла слова, которые Рик смог бы пронести с собой через Вечность.

Их прощание было таким рутинным, что сейчас она толком не могла ничего вспомнить. Помнила только, что сильно суетилась, потому что опаздывала. Ей в отличие от Рика нужно было быть на лекции в половине девятого, когда он, занимающий ведущую должность в компании, мог прийти в офис хоть в десять, и ему бы никто слова не сказал. Помнила, как взяла кружку с недопитым кофе из его рук и быстро вымыла её в раковине. Как чмокнула в губы, а затем быстро выскочила из квартиры.

Пытался ли он её задержать тогда хоть на мгновение? Этого она не могла вспомнить. Мозг был занят мыслями о предстоящих утренних пробках.

И вот теперь она получила, что хотела. Его слова. Пусть и на бумаге. Но теперь Мия боялась прочесть их. Потому что смирилась. Смирилась с его смертью, смирилась с тем, что у неё нет его прощальных слов на память, смирилась с тем, что у них не будет будущего. Она не могла точно сказать, в какой момент это произошло. До нынешней секунды она яростно отрицала этот факт, хотя в глубине души явственно чувствовала это. Но теперь, когда она сама ощутила дыхание смерти, (она не сомневалась теперь, что Эдриан Прайс убил бы её) ей больше не нужно было это отвергать.

Ведь в минуту наибольшего отчаяния она думала не о том, что соединится с Риком в Вечности, а о том, что больше никогда не увидит Бена. Не услышит его голоса, не ощутит его прикосновения. Холодящая близость возможного конца показала ей, что всё это, сама жизнь — ненадолго. И может исчезнуть в любой момент, обычно, когда ждешь этого меньше всего. Мия осознала и приняла, что влюбилась в Бена, не испытывая более угрызений совести. Нет, она не перестала любить Рика. Просто любовь к Рику ощущалась теперь, как тоска по прошлогоднему снегу перед лицом будоражащей кровь весны. Она ведь всё еще любит свою маму, лелея её образ в сердце. И это нисколько не мешает ей любить Эйлин и видеть в ней «вторую маму», женщину, воспитавшую её и подарившую ей любовь, словно она и правда была её родной дочерью. Любит Боба. Но умершие — это часть нашего прошлого, которое нужно вспоминать с радостью или скорбью, а не нести тяжелым бременем, не дающим жить дальше. Рик был её прошлым. Бен — её будущее, пусть и неизвестное. Но это приятная неизвестность. В предвкушении которой ускоряется сердцебиение и непроизвольно задерживается дыхание.

Теперь же Мия боялась, что это письмо вернет её к предыдущей точке. В черное отчаяние полное угрызений совести.