Глубже - Робин Йорк

Когда меня разбудило сообщение от Кэролайн, телефон показал, что уже четыре часа, но мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это означает полдень. Я проспал весь день. Мои пальцы окоченели, во рту привкус помоев, а член наполовину твердый без всякой причины.

Ничего. А ты?

Звонит телефон. Это она.

— Привет.

— Привет.

— Ты какой-то сонный. Я тебя разбудила?

— Да.

— Извини. Я могу перезвонить. А ты спи. Я знаю, что это, типа, твой единственный шанс полениться.

— Все в порядке. Как проходят твои каникулы?

Мы обменялись всего несколькими сообщениями с тех пор, как она уехала в среду. Я не знал, что ей ответить. Она злится на меня. Я злюсь на себя. Я думаю, нам было бы лучше вообще не встречаться, но если мы хотим прекратить отношения, то это должна сделать она.

— Хорошо, я думаю. Я имею в виду, День благодарения прошел нормально. Теперь все уехали и это немного отстойно.

— Куда уехали?

— Жанель и ее жених уже уехали домой. Мой папа поехал к друзьям нашей семьи в Маршалтаун.

— Он оставил тебя дома одну?

— Он хотел, чтобы я поехала с ним, но мне не хотелось.

— Когда он вернется?

— Поздно, я думаю. Он поехал на ужин, но этот друг тоже судья и они обычно выпивают после ужина и сидят часами, рассказывая истории про судей.

— Хм. Так чем ты занимаешься?

— Ничем, — она издает тихий звук, как бы смеясь над собой. — Мне скучно. Три дня без учебы, и я официально не знаю, чем себя занять. К тому же, я лежу на кровати в своей комнате, которая не менялась со времен средней школы, поэтому у меня такое чувство, что я нахожусь в этом странном искривлении времени, как будто я вообще не ходила в колледж, и ничего из того, что произошло в Патнеме, не было реальным.

Я тянусь вниз, чтобы поправить себя. Я представляю ее на своей кровати и это не помогает ситуации со стояком. В реальной жизни она, вероятно, одета в спортивные штаны, а ее волосы собраны в один из этих небрежных хвостиков, но в моей голове она одета в пижамный топ с первой ночи в пекарне, белые трусики и больше ничего. Кружевные трусики — такие, которые спускаются по бедрам, как шортики и под ними видна ее розовая киска.

— Но тогда ты бы со мной не разговаривала, — говорю я. — Раз уж ты знаешь меня по Патнему.

— Да. Хотя я все еще сомневаюсь.

— В чем именно?

Мое дыхание сбилось. Я держу руку на своем члене, поглаживая его.

Бл*дь.

Я не должен. Она интересуется другим парнем, а я мудак. Я не должен.

Но я не останавливаюсь. Я не слышал ее голоса уже несколько дней. Я так много был один, что не уверен, что смогу остановиться. Моя рука сухая и горячая, я тяну так сильно, что это почти жестоко.

— В том, что это реально, — говорит она. — Как будто мои миры сталкиваются и не сталкиваются одновременно. Пересекаются или что-то вроде того?

— Ты трезвая?

Она смеется.

— Да. Это только делает все еще более странным. А ты?

— Да, а что?

Причина, по которой я так живо представляю себе эти белые трусики, в том, что она была в них на одной из фотографий в интернете.

Я знаю, что ее киска розовая под этими трусиками, выбритая, потому что я видел это.

Я не заслуживаю быть ее другом.

Я должен остановиться.

— У тебя голос какой-то хриплый, — говорит она. — Ты не похож на себя.

Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

Я мудак с рукой на члене, представляющий тебя, потому что я хочу тебя.

Я хочу тебя все время, черт возьми, и это делает все невозможным.

— А на кого я похож?

Она молчит секунду, а потом снова смеется, теперь уже робко.

— Не знаю.

Я хочу, чтобы она сказала что-нибудь грязное. Хочу, чтобы это был секс по телефону, чтобы Кэролайн сказала мне, что представляет, как отсасывает мне, как я трахаю ее, что она никогда не хочет, чтобы я останавливался.

Я отвратителен.