Возродившиеся из пепла - Энн Малком

И вот на что это походило — его поведение менялось без всякой причины. Из-за любой ерунды, иногда из-за того, что он себе напридумывает, вроде моего слишком громкого смеха над шуткой его друга. Или из-за ненавистных каперсов в еде. Или из-за того, что я использовала неподходящий кондиционер для белья. Это могло быть что угодно. Иногда он обижал меня словесно. Воплями, криками, ужасными, гнусными оскорблениями. В других случаях пускал в дело кулаки. Он действовал осторожно, старался не бить по лицу, но когда такое случалось, не позволял мне покидать дом, пока улики не исчезнут. Медленно, ядовитыми словами и физическим насилием, он разрушал меня. Я была ранимым подростком, отчаянно нуждающимся в семье и любви. Воспользовавшись этим, он превратил меня в оболочку той, кем я была раньше. Понятия не имею, как я не потеряла Лекси; даже в ярости он, казалось, избегал ударов по животу. Это дало мне глупую подростковую надежду, что он все еще меня любит. И, возможно, вскоре перестанет причинять боль. Или что никогда не причинит вреда нашей дочери. Это единственная мысль, за которую я цеплялась. Уйти от него был для меня не вариант. У меня ничего не было. Никого. Ни семьи, ни денег, ни друзей… благодаря Сиду. Так что мне оставалось только молиться, чтобы это было временно. Пришлось направить всю свою любовь на единственного человечка, который помогал мне пережить это ужасное время, — на кроху в моем животе.

Но однажды ночью его ярость вышла за пределы всего, что я уже испытала. Даже не помню, что его вывело из себя, но его глаза почернели, и он бросился на меня. Он не остановился после одного удара, одной пощечины, как обычно. Не было ни отчаянной мольбы о прощении, ни обещаний, что такого больше не повториться. Только еще больше насилия. Больше боли. Я боялась не за свою жизнь, а за своего ребенка. Я любила ее всем сердцем, всей душой. Она была моим всем, и я не могла ее потерять. Вот о чем я в отчаянии думала, а не о боли, и прямо перед тем, как упасть во тьму, о пронзившем меня ужасе.

— Сказал, что она упала с лестницы, — проник в мой затуманенный разум чей-то голос. — Она почти на девятом месяце, — с отвращением продолжил голос. — Как кто-то мог сделать такое с юной девушкой, тем более, с беременной…

Голос умолк.

Я быстро приоткрыла глаза. У моей кровати стояли двое, смотрели карту пациента и переводили взгляд на меня. Все тело болело. Такое чувство, будто меня сбил грузовик. Я изо всех сил пыталась вспомнить, как попала в больницу. Мои мысли переместились к ребенку, и страх стер все остальное. Мой круглый живот, поддерживавший меня последние четыре месяца, который я любила больше всего на свете, исчез. Мое чрево опустело. Я знала это. Ненависть, более горячая, чем когда-либо, прожигала мои вены… ненависть к Сиду. На этот раз мои глаза распахнулись полностью, и я схватила за руку удивленного доктора.

— Мой ребенок, — прохрипела я в отчаянии. — Где она?

Ладонь женщины накрыла мою руку, выражение ее лица смягчилось.

— Ваш ребенок в отделении интенсивной терапии. Ей нужно особое внимание, но с ней все будет в порядке.

Она выдержала паузу.

— Сосредоточьтесь на выздоровлении. — Ее тон подводил разговор к концу, но я все не отпускала ее руку.

— Мой муж? — продолжила я, ненавидя наши брачные узы. — Он знает? Он знает, что с ней все в порядке? — спросила я с отчаянием.

Доктор слегка вздрогнула и испытующе посмотрела на меня.

— Нет, мы как раз собирались сообщить ему о состоянии вас и вашей дочери, — в ее голосе проскользнули стальные нотки, и я поняла, что она знает, что он со мной сделал.

— Не надо, — взмолилась я. — Не говорите ему, что она жива.

Ее лицо покинули всякие эмоции, и она придвинулась ближе ко мне.

— Мисс Грегори, по закону я обязана сообщить вашему мужу о состоянии его ребенка.

Я боролась за то, чтобы глаза оставались ясными и открытыми.